Выпуск №7
Автор: Дениз Дюамель
Перевод с английского языка Лены Захаровой
Hippie Barbie
Barbie couldn’t grasp the concept
of free love. After all, she was born
into the world of capitalism
where nothing is free. And all she had
to choose from was a blond or dark-haired Ken
who looked exactly like Midge’s boyfriend Alan.
Ken wouldn’t even get bell-bottoms
or his first psychedelic pantsuit
until it was too late, sometime in the mid-seventies.
And then, whenever Barbie tried to kiss him
his peel-off lamb-chop sideburns loosened
and stuck to her cheeck. There were no black male dolls yet
so she guessed a mixed-race love-child
was out of question. Barbie walked her poodle
past the groovy chicks who showed their bellybuttons
and demonstrated against the war. She couldn’t
make a peace sign with her stuck-together fingers.
She felt a little like Sandra Dee at a Janis Joplin concert.
Барби-Хиппи
Барби никак не могла понять, что это за
«свободная любвь». Все-таки она родилась
в стране победившего капитализма, где ничего
за так не получишь. Да и что за свобода выбора: Кен-
блондин или Кен-брюнет, который, ну…
чистая копия Алана – парня Мидж. Даже брюки
клеш и хиппарский костюм у него
появились только в середине 70-х, когда их
никто уже не носил. А когда Барби
пыталась Кена поцеловать, к щеке липли
его приклеенные баки. И темнокожие
куклы тогда были только девочки, так что
плод межрасовой свободной любви Барби тоже
познать было не суждено. Как-то она
выгуливала пуделя и наткнулась на балдеющих
цыпочек, которые активно демонстрировали
свои пупки и яростный антивоенный протест. А Барби
своими склеенными пальцами даже не могла
отсалютовать «мир вам». В общем чувствовала
себя как Сандра Ди на концерте Дженис Джоплин.
Holocaust Barbie
Barbie was born after World War II,
in the midst of its consequences – disgruntled women
back in their United States’ kitchens. Barbie’d
only heard of the over-sea’s atrocities, but was more certaine
she was reincarnated with each horror story, with each little pang
of deja-vu. Her Aryan air, the ease in
which her arm, unable to bemd at the elbow
would salute. The terror when she saw a pile
of dolls like herself, naked and dirty, in the mass grave of a toy chest.
Barbie sought hypnotisrs and healers,
who all saw the connection, though none could be sure
whether in her past Barbie was the Nazi or the Jew.
Барби и холокост
Барби родилась после Второй мировой войны –
когда все пожинали плоды и разгневанных женщин,
наконец, дождались их американские кухни.
Барби лишь слышала о зверствах
в Европе, но с каждой новой историей,
с очередным уколом déjà vu, она все больше убеждалась,
что была там в прошлой жизни. С одной стороны,
арийская внешность и рука сгибается лишь в локте,
словно всегда готова приветствовать вождя.
С другой стороны, ужас,
который она испытала, увидев груду кукол –
голых и грязных в братской могиле ящика для игрушек.
Барби обращалась к провидцам и гипнотизерам, и все
они улавливали связь, но никто не мог точно сказать,
была Барби нацисткой
или еврейкой.
Mormon Barbie
When she takes the tour in Salt lake City,
the Mormon missionaries point out
that the marble pillars in the Tabernacle
are really cleverly painted woof-
It is then that Barbie feels right at home,
her own mansions often full of faux decorations.
But it is the idea of having her own planet
in the afterlife that hooks her – so she signs up
for her free gift, the Book of Mormon,
and begins her conversion. She is told
she can baptize the dead, rescue the fallen Barbies
who might by now be somewhere in the hell
or just regular cloudy heaven. She visits the Genealogical Center
plugging the words Barbie and Mattel to the computer.
Her family extends in every direction,
the whole globe full of Barbies just like her,
who all need to be saved. She performs
as many absentee baptisms as she can,
but tires more easlily than usual, now that she isn’t allowed
caffeine. Like other Mormons, she starts getting high
on sweets and sharing Ken with other women
to conserve her energy flow. She begins to sew
high-collared dresses and melts down her feet
so that she can finally wear loafers.
She has operation after operation
in hopes that she can have many Mormon children.
With Donny and Marie Osmond music in her Walkman,
she strolls Salt Lake City’s divinely inspired ten-acre blocks.
She reads up on Brigham Young and quotes the Bible
in ways to suit her. She prays for Mattel
who constantly tries to get her back
with empty promises of sequins and a line of plastic infants.
Sometimes one of Barbies’s earthly days seems forever,
her personlized pinl planet swirling high above the world
as she knows it.
She dreams of her Maker, the Lord Jesus Christ,
and Ken who will, in the afterlife, call her secret marriage name
so she will fly to him, no longer Barbie,
no longer misunderstood at every term.
Барби – мормон
Барби отправляется на экскурсию
в Солт-Лейк-Сити, где миссионеры-мормоны
рассказывают, что столбы Скинии на самом деле
не из мрамора, а из дерева, которое просто
ловко покрасили. И с этого мгновения
Барби начинает чувствовать
себя как дома, ведь у нее дома
все украшения – фальшивка.
Но главная приманка: после смерти
ей уготована собственная планета –
и вот Барби уже подает заявку,
и получает в подарок Книгу Мормона,
и обращается в новую веру.
И вот Барби уже крестит мертвых,
спасает падших кукол, которые сейчас где-то
в аду или на вечно
облачном небе. Барби идет
в Генеалогический центр и вбивает
в поисковик «Барби» и «Mattel». И видит:
семья ее разбросана по всему земному шару,
планета переполнена Барби —
и всех надо спасать. Заочно
она крестит и крестит, сколько может,
но устает намного быстрее: кофеин
под запретом. Как и все мормоны,
она подсаживается на сладкое и делится
Кеном с другими женщинами, чтобы сохранить
свой энергетический поток. Она шьет
платья с высоким воротничком и плавит
ступни, чтобы влезть в мокасины. Она ложится
на операцию за операцией, надеясь,
что все-таки сможет родить
мормонам много-много детей. И пока
в Walkman крутятся Донни и Мэри Осмонд,
Барби прогуливается по улицам Солт-Лейк-Сити,
вдоль идеально одинаковых блоков, созданных
не иначе как по Божьему замыслу. Барби
зачитывается Бригамом Янгом и цитирует
Библию, как ей удобно. Барби молится
за Mattel, куда ее пытаются вернуть, обещая
блестящие пустышки и линейку
пластмассовых младенцев. Барби
кажется, что ее очередной земной день
длится целую вечность, пока обещанная
розовая планета крутится вокруг своей оси
высоко-высоко над этим миром,
каким она его знает.
В мечтах она уносится к Создателю всего сущего,
к Господу нашему Иисусу Христу и Кену, который
после смерти назовет ее тайное имя,
данное при венчании, и она полетит к нему,
и ее больше не будут звать Барби,
и неправильно понимать,
что бы она ни делала.
Sister Barbie
After years of promoting glitzy consumerism,
Barbie decides to repent.
She wants to make a radicak offer,
give her entire life to God.
With the trepidation of the prodigal son,
she knocks on the convent door
seeking guidance. But, to her surprise,
the toy companies have beaten Barbie to the idea.
A foot tall play-nun answers.
Her habit is sewn up tight,
and her sleeves are hemmed directly onto her plastic hands.
A plastic face just like Barbie’s is glued over he whimple.
The kindly Sister explains that if this indeed
is Barbie’s calling, she will never be able to go naked again.
She demonstrates that she and her distinctive dress
are all one piece. Barbie asks about the play nun’s eye shadow,
and they both conclude it must have been the factory’s mistake.
A human starts the cassette tape of hymns
that’s included with the Cozy Cloister.
A voice begins side one
telling the child who’s bought Sister Barbie
that a percentage of the cost will go to charity.
Then the play nun proceeds with the tour of the place.
There are hard benches and cheaply made statues.
Barbie recognizes the relics of play-saints
as cloth remnants of her old, less successful, outfits.
Farther Ken in his polyester vestment silently passes,
a priest-collar painted directly onto his neck.
There are rosary beds, and an empty jar
labeled Holy Water. The little girl
who taked care of the play-nun
has also made communion wafers with a paper hole puncher.
A muzak version of „How Great Thou Art “
blasts through the house. A human mother from down the hall
yells, „Turn those holy songs down, goddamn it!“
A cardboard lamb bleasts.
A crucifix topples down from the cloister wall.
Even her „roughhing it“ Country Camper was made better,
Barbie notes. Gothic velveteen curtains
would spruce things up. What about a gold tabernacle?
The play-nun patiently clarifies the vows of poverty.
Secular Barbie likes Sister Barbie a lot.
So when she thinks about the shabby nunnery,
her self-blame compounds.
She’s already beginning to have seroius second thoughts.
Сестра Барби
Долгие годы Барби проповедовала
гламурную культуру шопоголизма, но теперь
она решает покаяться. Она хочет сделать радикальное
предложение и даром отдать жизнь Богу.
Робея, как блудный сын,
Барби стучится в дверь женского монастыря,
где, она верит, ее направят на путь истинный. Но
производители игрушек и тут ее обставили.
Дверь открывает кукла-монашка —
в тесном одеянии с рукавами пришитыми прямо к запястью.
Поверх апостольника приклеено пластиковое лицо —
копия Барби. Заботливая сестра-настоятельница
пытается объяснить, что если Барби, и правда,
следует зову сердца и станет монахиней, то раздеться
догола ей больше не суждено. И показывает:
от облачения своего монахини не отделимы.
Барби спрашивает откуда,
в монастыре тени для век, и, подумав, обе соглашаются,
что это производственный брак. Человек
включает кассету с псалмами — продается в комплекте
с «Милым Монстырем». Вместо приветствия
голос сообщает ребенку, что часть вырученных
денег отправляют на благотворительность. А монахиня,
тем временем, проводит для Барби экскурсию. Повсюду
жесткие скамейки и дешевые статуэтки. В мощах
игрушечных святых Барби узнает останки своих бывших,
не самых удачных нарядов. Мимо
в полиэстровом одеянии с нарисованным на шее пасторским воротником
степенно проходит отец Кен.
Повсюду католические четки, а еще пустой горшок,
помеченный «Святая вода». И хлебцы для причастия,
которые девочка приготовила для куклы
с помощью дырокола. На весь дом
взрывается «Великий Бог» — в упрощенной
инструментальной версии. Снизу взрывается
человеческая мама: «Выруби к черту
эту церковную муть!» Блеет
картонный барашек.
От стены монастыря отваливается распятие.
Даже мой походный трейлер и то
поприличнее, думает Барби. Сюда бы
готические вельветовые занавески — и будет
по-божески. А, может, еще золотую скинию?
Сестра терпеливо объясняет Барби, что такое обет бедности.
Сестра Барби очень нравится светской Барби.
И когда она думает об убожестве монахинь, то запутывается
в собственном чувстве вины. Сомнения
уже подкрадываются.
Blindfolded Barbie
No one was quite as fun at S&M.
Barbie smiled through piercing,
the twisting, the teeth marks, the fire.
A magician swore he heard her laugh
when he sawed her body in half. Best of all,
there was no agreed upon password
to call the hole thing off.
Завязав и глаза
Барби — звезда садомазо.
Ее и кололи, и крутили, и кусали, и поджигали,
а она только улыбалась.
Фокусник готов поклясться, что слышал
смех, когда распиливал тело. Но
самое чудесное: они не договорились,
что сказать, чтобы все прекратить.
Buddhist Barbie
for Nick
In the 5th century B.C.
an Indian philosopher Gautama
teaches „All is emptiness“
and „There is no self“.
In the 20 th century A.D.
Barbie agrees, but wonders how a man
with such a belly could pose,
smiling, and without a shirt.
Барби и буддизм
Нику
В V веке до н.э.
индийский философ Готама учил:
«Все есть пустота»,
«Отдельного я не существует».
В XX веке н.э.
Барби с ним согласна, но все-таки, как мужчина
с таким пузом может позировать для фото,
улыбаться, да еще без рубашки.
One afternoon when Barbie wanted to join the military
It was a crazy idea, she admits now,
but camouflage was one costume she still hadn’t tried.
Barbie’d gone mod with Go-go boots during Vietnam.
Throughout Panama she was busy playing with a Frisbie
the size of a Coke bottle cap. And while troops
were fighting in the Gulf,
she wore a gown inspired by Ivana Trump.
When Mattel told her, hell no – she couldn’t go,
Barbie borrowed Gi Joe’s fatigues,
safety pinning his pants’ big waist
to better fit her own.
She settled in his olive tank.
But Barbie thought it was boring.
„Why don’t you try running over something small?“
coaxed GI Jow, who sat naked behind the leg
of a human’s living room chair.
Barbie saw imaginary bunnies
hopping through the shag carpet.
„I can’t she said“.
GI Joe suggested she gun down the enemy
who was sneaking up behind her.
Barbie couldn’t muster up the rage
for killing even if it were only a play.
Maybe if someone tried to take her parking space
or scratched her red Trans Am.
Maybe if someone called her a derogatory name.
But what had this soldier from the other side done?
Gi Joe, seeing their plan was a mistake,
asked her to return his clothes,
making Barbie promise not to tell anyone.
As she slipped back into her classic baby blue
one piece swimsuit, she realized
this would be her second secret
She couldn’t tell about the time
she posed nude for Hustler. A young photographer
who lived in the house
dipped her legs in a full bottle of Johnson’s Baby Oil,
then swabbed some more on her torso..
Barbie lounged on the red satin lining
of the kid’s Sunday jacket. He dimmed
the lights and lit a candle
to create a glossy centerfold mood.
„Lick your lips“, he kept saying,
forgetting Barbie didn’t have a tongue.
She couldn’t pout. She couldn’t even bite
the maraschino cherry he dangled in front of her mouth.
Luckily there was no flim in his sister’s camera,
so the boy’s pictures nerver came out.
Luckily GI Joe wasn’t in the real Army
or he said he would risk being court-martialed –
he wasn’t supposed to lend his uniform
to anyone. Especially a girl-
Just then, a human hand deposited Ken from the sky.
Someway along the way he’d lost his sandals.
„What have you two been up to?“ he asked.
Barbie didn’t have the kind of eyes that could shift away
so she lost herself in the memory of a joke
made by her favourite comedian Sandra Bernhard
who said she liked her dates to be androgynous
because if she were going to be with a man
she didn’t want to have to face that fact.
Barbie was grateful for Ken’s plastic flatfeet
and plastic flat crotch. No military
would ever take him, even if there were a draft.
As GI joe bullied Ken into a headlock,
Barbie told the boys to cut it out. She threatened
that if he kept it up, GI Joe would
never have that honorable discharge.
Когда Барби решает пойти в армию
Теперь-то она признает: идея была не очень, но ведь
из всех нарядов она не примеряла только армейскую форму.
Когда шла война во Вьетнаме,
Барби расхаживала в кожаных сапожках.
Когда навис Панамский кризис,
Барби зависала на пляже с кукольным фрисби.
А пока американские войска сражались в Персидском заливе,
Барби сражала всех наповал вечерним платьем,
как у Иваны Трамп. А когда в компании Mattel
Барби сказали, что она сдурела
и ни в какую армию не пойдет, она одолжила
форму у солдатика Джо и подцепила
штаны прищепкой, чтобы они не спадали.
И — залезла в танк.
Слишком скучно.
«Может, переедешь что-нибудь мелкое?» —
голышом упрашивал ее Джо,
прячась за ножкой человеческого стула.
Барби представила, как по лохматому ковру
прыгает выводок мохнатых кроликов.
«Не могу».
Может, представить, что идет слежка
и нужно прикончить шпиона. Но даже в шутку
разжечь в себе ярость убийцы – не выходило. Вот если бы
кто-то занял ее парковочное место, или поцарапал
ее красный спортивный автомобиль.
Или обозвал.
А что сделал этот солдат, ее якобы враг? Солдатик Джо
понял, что ничего ни вышло и попросил
Барби вернуть обмундирование и пообещать
никому ничего не рассказывать. Вернувшись в родной
сплошной нежно голубой купальник, Барби вдруг
осознала: это ее второй секрет. Еще она обещала
не рассказывать о провальной фотосессии для порно-
журнала Hustler. В тот раз местный юный фотограф
окунул ноги Барби в масло Johnson’s Baby,
ватной палочкой обмазал тело и разложил
куклу на красном атласе – подкладке
детского пиджачка. Для снимка на глянцевый разворот
нужна идеальная атмосфера, и фотограф
приглушил свет и зажег свечу. «Оближи-ка
губки», – повторял он, забыв, что у Барби
нет языка. И надуть губки она тоже не могла. Она даже
не могла укусить вишенку, которой он размахивал
у нее перед лицом. К счастью,
в камере его сестры закончилась пленка,
и никаких фотографий не вышло. К счастью,
Джо не служил в настоящей армии, а то бы
пошел под трибунал, потому что одолживать форму
запрещено – и уж тем более девчонке. И тут с небес
опустилась человеческая рука с Кеном,
который умудрился на полпути потерять шлепанцы.
«Чем вы тут занимаетесь?» – спросил он.
А Барби даже глаз отвести не могла, и просто
отключилась, вспомнив шутку любимой
комедийной актрисы Сандры Бернхард,
которая предпочла бы встречаться с женоподобным парнем,
ведь если бы ей и пришлось остаться наедине с мужчиной,
то хотя бы не лицом к лицу. Барби благодарила судьбу
за то, что у Кена пластиковое плоскостопие
и плоская мошонка. Даже если объявят всеобщий призыв,
ни в какую армию его все равно не возьмут.
И когда соладит Джо начал наезжать на Кена
и угрожать своим фирменным удушающим захватом,
Барби велела обоим заткнуться. Иначе
она сделает так, что не видать Джо
достойного дембеля.
Barbie’s Molester
His penis rises before him, a compulsion. He would take hormones if he could. In his best dreams he is natural purposeful, like a rising moon. He begged his parole officer: please don’t let me out again. But the psycological report showed he was ready enough.
His penis swells like a bump on the head and it hurts just as much as water on the knee. He’s thrown away all his pornography and tries staying at home as much as he can. He follows his councelor’s advice: when the violence gets too much, he turns to another TV channel.
Things are tentative, though steady, until Christmas, when the Barbie commercials start to appear. He races to the toy store and yanks one of her from the shelf as hard as he can. When she doesn’t struggle. He mistakes this for love. Suddenly he’s doing things even he’s never thought of.
Маньяк
У него встает — непреодолимое желание. Ему бы гормональных, но. В своих самых светлых мечтах он естественный и целеустремленный, как восходящее солнце. Он умолял инспектора по условно-досрочному: пожалуйста, не выпускайте опять. Но по заключению психиатра, он был вполне готов.
Член набухает, как шишка на голове, болит, как опухшее колено. Он выкинул всю порнуху, из дома почти не выходит. Все, как советовал адвокат: если опять накатывает, переключает канал.
Все идет без сбоев, хотя и со скрипом, а потом приближается рождество и запускают рекламу Барби. И вот он уже бежит в магазин игрушек и срывает одну с полки. Барби не сопротивляется и это любовь — ошибается он. И делает то, о чем думал, что даже не думал.
Kinky
They decide to exchange heads.
Barbie squeezes the small opening under her chin
over Ken’s bulging neck socket. His wide jaw line jostles
atop his girlfriend’s body, loosely,
like one of those novelty dogs
destined to gaze from the back window of cars.
The two dolls chase each other around the orange Country Camper
unsure what they’ll do when they’re within touching distance.
Ken wants to feel Barbie’s toes between his lips,
take off one of her legs and force his whole arm inside her.
With only the vaguest suggestion of genitals,
all the alluring qualities they possess as fashion dolls,
up until now, have done neither of them much good.
But suddenly Barbie is excited looking at her own body
under the weight of Ken’s face. He is part a circus freak,
part thwarted hermaphrodite, And she is imagining
she is somebody else – maybe somebody middle class and ordinary,
maybe another teenage model being caught in a scandal.
The night had begun with Barbie getting angry
at finding Ken’s blow-up doll, folded and stuffed
under the couch. He was defensive and ashamed, especially about
not having the breath to inflate her. But after a round
of pretend-tears, Barbie and Ken vowed to try
to make their relationsip work. With their good memories
as sustaining as good food, they listened to late-night radio
talk shows, one featuring Doctor Ruth. When all else fails,
just hold each other, the small sex therapist crooned.
Barbie and Ken, on cue, groped in the dark,
their interchangeable skin glowing, the color of Band-Aids.
Then, they let themselves go – soon Barbie was begging Ken
to try on her spandex miniskirt. She showed him how
to pivot as though he were on a runway. Ken begged
to tie Barbie onto his yellow surfboard and spin her
on the kitchen table until she grew dizzy. Anything,
anything, they both said to other’s requests,
thei mirrored desires bubbling from the most unlikely places.
Вскрылось
Они решают поменяться головами.
Барби через узенькую дырочку кое-как
натягивает подбородок поверх вспухнувшей
шеи Кена. А его широкая челюсть болтается
на шее подружки, как у тех собачек,
что ставят в машину, чтобы они пялились
на тебя трясущейся мордой. Куклы
начинают гоняться друг за другом
вокруг походного трейлера, хотя понятия не имеют,
что делать, если окажутся на расстоянии
вытянутой руки. Кен хочет коснуться губами
пальцев ног Барби, а потом отвинтить
эту ногу и засунуть руку в кукольное нутро. Гениталии
у обоих остались в проекте, так что
от соблазнительных модельных форм пользы не никакой. Но сейчас
Барби возбужденно смотрит на собственное тело,
на котором взгромоздилась голова Кена. Он похож на помесь
циркового урода и перекошенного гермафродита. Барби
воображает, что и она не она, а, какая-нибудь заурядность
со средним достатком или одна из этих
несовершеннолетних моделек, вокруг которой опять разгорелся скандал.
А начался вечер с того, что Барби взбесилась,
найдя под диваном чем-то набитую
надувную куклу Кена. Он пытался
оправдываться, но ему было слишком стыдно
особенно за то, что не удалось ее надуть. По очереди
они пустили по гипотетической слезе и пообещаи
попытаться спасти их отношения. Предаваясь
светлым воспоминаниям – питательным, как сытный ужин,
они слушали по радио ночные ток-шоу,
в одном из которых выступала доктор Рут. «Когда все рушится, –
гипнотизировала их сексопатолог, – держите друг друга
изо всех сил». По команде Барби и Кен, сверкая
пластмассовой кожей – универсальной, как лейкопластырь –
нащупали друга в темноте. И началось –
и Барби уже умоляет Кена надеть ее
синтетическую мини-юбку. Показывает, как надо
крутить бедрами, будто идешь по подиуму. А Кен
умоляет Барби разрешить привязать ее к доске
для серфинга, а потом вращать, пока Барби не затошнит. «Все,
что угодно, все, что скажешь», – повторяют они,
а их желания вспучиваются и вскрываются
в самых неожиданных местах.
Barbie in therapy, part II
for Beckey
Barbie is starting to become depedent
on Dr. Midge’s every word. The patient asks her doctor:
What should I do about exercise? Run in place each morning
or jump on my personal trampoline? In conversation
with other Barbies, she often starts sentences
with My therparist says…The other dolls notice
she has a certain glow that she hadn’t had before,
but Barbie’s sisters aren’t crazy
about all her changes. She’s begun, every once in a while,
to say no, not wanting to share her fantasy clothes
because of something called boundaries. Barbie’s past comes back
to her on flashes, like mini-deaths:
little boys poking their sticky fingers
between her legs; pet dogs gnawing on her hands.
And just how is she supposed to feel about Ken?
Sometimes he’s a soda jerk, a book worm, a mere bowling partner.
Then other times she’s thrust next to him – he in a tux,
she in a wedding dress. He lies on top of her,
but nothing happens. The children watch Ken fail
to get an erection. When they laugh, her brother/husband/doll
blames Barbie, saying it’s because she won’t loosen up.
Dr. Midge proposes Barbie might suffer from vaginismus
and the M.S.W. confesses to having condition hersekf.
Barbie, thinking Ken is too much trouble,
begins to dream about Doctor Midge, their bodies
rubbing together like two plactic pieces of kindling wood.
Awake, Barbie longs to put her head in Dr. Midges’s lap
and has to fan herself when she spends too much time
dwelling on this. Because her shrink’s body
is so like her own Barbie wonders if desiring Dr. Midge
is simply a desire of herself. The pamphlets
about masturbation remain unopened in Barbie’s top drawer –
her curiosity about the mysteries of penises barely there.
Barbie thinks maybe she is ready to join the ranks
of other famous women – Jodie Foster, Dolly Parton.
Whitney Houston – who will spend their carriers
keeping their secrtes from fans.
But Dr. Midge tells Barbie not to worry,
her attraction may be transference, that many clients get crushes
on their M.S.Ws. As Dr, Midge (the red-headed version
of her client) clears her throat, Barbie claims, flirtatiously,
she’s not worried at all. Until now.
The only true love either dolls has ever known
has come from the hands of little girls. Barbie tenderly counts
Dr. Midge’s freckles, as though each on contained an answer,
as though together the micro-beauty marks were aware
of the infinite moons and stars that they really were.
Барби у психотерапевта, часть 2
п. Бекки
Барби начинает зависеть от каждого
слова доктора Мидж. Пациентка спрашивает:
«А зарядка? Мне бегать на месте или прыгать
на батуте?» Она все чаще начинает со слов
«Мой врач говорит…» Куклы замечают
необычный блеск в ее глазах. Но таким мелочам
сестры значения не придают. Например,
Барби уже частенько не хочет делиться
своими волшебными нарядами
из-за каких-то там границ. Вспышками возвращается
к Барби ее прошлое, словно очередная маленькая
смерть: липкими пальцами между ног
лезут мальчишки, собаки обгладывают руки. А Кен?
Кто он для нее?
Он то продавец мороженого, то уткнулся
в книгу, то партнер по боулингу. То Барби
к нему пихают, а он уже в смокинге,
она – в свадебном платье. Кен ложится сверху –
и ничего. Дети наблюдают:
у Кена не встает. Дети рыдают
со смеху, а муж/брат/игрушка
обвиняет во всем Барби,
которая никак не расслабится. Может,
это кольпоспазм, спрашивает доктор Мидж
и признается, что сама с ним мучается. С Кеном
все-таки слишком много проблем, и Барби
теперь мечтает о докторе Мидж, об их телах,
что трутся друг о друга, словно пластиковые
лучины. Барби очнется, но не сразу
решится положить голову доктору на колени —
нужно время, чтобы остыть. Но ведь тело
доктора так похоже на тело самой Барби и, может,
ее просто влечет к самой себе. Правда,
буклеты про мастурбацию пылятся где-то в шкафу
вместе с интересом к тайне мужских членов.
Похоже, Барби уже готова
присоединиться к Джуди Фостер, Долли Партон
и Уитни Хьюстон и всю карьеру скрывать
от фанатов свою главную тайну. Но доктор Мидж
просит Барби не нервничать, потому что такое влечение,
возможно, лишь психологический перенос, ведь пациенты
очень часто влюбляются в своих д. М.
Пока доктор Мидж (рыжеволосая версия своей пациентки)
откашливается, Барби кокетливо заявляет,
что совсем не нервничает.
Пока единственная любовь,
которую обеим удалось познать – в руках
маленьких девочек. Барби нежно считает
веснушки на лице Мидж, словно в каждой
можно найти ответ, словно все
эти крошки-пятнышки знают о бесконечных
спутниках и звездах, ведь, на самом деле,
это они и есть.
Manifest Destiny
In the Philippines
women workers in fashion doll factories
are given cash incentives
for sterilization. Body parts roll
too fast on conveyor belts.
It’s not like the famous episode
in which Lucy and Ethel
try a day of work, boxing chololated
on an assembly line in the U.S. They stuff
most of the quick-coming candy
into their mouths, laugh brown drool
when they are fired because it does not really matter –
Ricky and Fred have good jobs.
To prove they’re the ones
who belong at work, the men on TV
make a mess in Lucy’s kitchen,
a pot of rice exploding
like a white volcano. The women
in the Philippines and elswhere ponder
big business, the benefits
of discontinuing its own children. In dreams
these women package Toys «Я» Us uteruses
while a sterile Barbie, her hair tuckes up
inside her Lucite helmet, plants
a flag for Mattel on the cheesiest moon.
Выбирай
На Филиппинах на фабриках игрушек
женщины получают прибавку,
если соглашаются
на стерилизацию. Слишком, слишком быстро
катятся по конвейеру части тел. Не очень
похоже на известный эпизод
из «Я люблю Люси», в котором Люси
и Этель тоже решают денек поработать
на конвейере шоколадной фабрики. Правда,
шустрые конфеты они в основном укладывают себе в рот,
а когда Люсии Этель увольняют, они смеются,
пуская шоколадные слюни — пускай,
ведь мужья их обеспечат. А чтобы доказать,
что работа — это дело мужское и точка,
черно-белые Рик и Фред устраивают на кухне Люси
извержение рисовой лавы. А женщины
на Филиппинах и не только размышляют
о выгодном предложении: сэкономить
на детях и получить прибавку. В мечтах
они укладывают игрушечные маточки,
а стерильная Барби, убрав волосы
под люситовый шлем, высаживает
флаг компании Mattel на барахольненькую луну.
Oriental Barbie
She could be from Japan, Hong Kong, China,
the Philippines, Vietnam, Thailand, or Korea.
The little girl who plays with her can decide.
The south, the north, a nebulous
province. It’s all the same, according to Mattel, who says
this Barbie still has „round eyes“,
but „a smaller mouth and a smaller bust“
than her U.S. sister. Girls, like some grown men,
like variety, as long as it’s pretty, as long
as there’s long hair to play with.
On a late-night Manhattan Cable commercial,
one escort service sells Geishas to Go,
girls from „the Orient, where men are kings…“
White Ken lies on his stomach
while an Oriental Barbie walks on his back.
Or is it a real woman stepping on Ken?
Or Oriental Barbie stepping on a real man?
You have to travel to Japan
to buy this particular Barbie doll. A geisha girl
can be at the door your New York apartment
in less than an hour. Of course,
there is no Oriental Ken.
Those who study the delicate balance
of American commerce and trade understand.
Азиаточка
Хоть из Японии, Гонконга, Китая,
Вьетнама, Таиланда, Кореи или с Филиппин –
все решает маленькая хозяйка.
Север там или юг, главное – Восток.
Все они на одно лицо
для компании Mattel, где обещают,
что у новой Барби все еще «круглые
глаза», только «рот и грудь поменьше»,
чем у американской сестренки. Девочки,
как и многие мужчины, любят разнообразие —
только бы красиво, только бы длинные волосы, только бы
поиграться. «Манхэттен-ТВ». Ночной эфир.
«Гейша на выход». Только для вас. Девушки
с Востока, где все мужчины — короли… На животе
лежит вполне себе европеский Кен, а по спине
его ходит Барби-азиатка. Или
это настоящая азиатка? Или
настоящий мужчина? Придется сгонять
в Японию, чтобы найти такую куколку. А гейша
будет у вашей двери уже через час. Конечно,
Кена-азиата никто делать не собирается. Почему,
понимают те, кто постиг хрупкий баланс
американской торговли.
Black Barbie history
Black Barbies look exactly laike White Barbies.
Identical molds, not unlike uniform squares
of Nestles’ Dark and Alpine White chocolate bars.
Even the Julia Barbie doll, who was supposed
to resemble the actress Diahann Caroll, wound up
with White Barbie’s tiny hands, flexed feet, and slight nose,
The star who played television’s first single mom
was openely disappointed. But in 1967, Melba Moore gave her daughter
a „Coloured Francie“, claiming the Barbie doll
as a good role model for all girls, regardless of their race.
Barbie always keeps Mattel, her last name,
and she owns her own home and car. She always keeps
her trim figure, her waisr not much thicker tan her neck.
She smiles no matter what, never making herself
needy or vulnerable. Today, the same plastic surgery
used on Black Barbie can smooth those ethnic features
in all of us. We can all look the same, as we jump
into a vat of anesthesia and knives. So let’s
bring our check books, our intolerable foibles, our fat selves.
There’ll be no more competition when we emerge, identical
and redone, only dulled sisterhood and numbed love.
История негритянки
Барби-негритянки ничем не отличаются
от европеек – те же формы
для отливки, как для темного и белого
шоколада Nestle. Даже у куклы Джулии,
созданной по образу и подобию
Даяны Кэролл ручки получились малюсенькие,
нос – крохотный и ни следа
негритянского плоскостопия. Не скрывала
разочарования даже сама Даяна, сыгравшая первую
мать-одиночку. Но в 1967 году Мельба Мур
подарила своей дочке «Цветную Франси»,
заявив, что Барби – пример
для всех девочек независимо от расы. Барби всегда
остается Mattel. У нее свой дом и машина, а за фигурой
Барби следит так, что талия у нее чуть толще
шеи. Она все время улыбается и не позволяет
себе выглядеть несчастной или уязвимой. А сегодня
благодаря пластической хирургии и мы
можем так же. Долой этносы! Будем все
на одно лицо – нужно лишь нырнуть в объятия
анестезии и лезвий. Так что взяли свои кошельки,
нетолерантные толстые задницы – и вперед! Никакой
конкуренции – обновленные и одинаковые будем упиваться
тускленьким равенством и онемевшей сестринской любовью.
Hispanic Barbie
Born in 1980, she looks exactly like Black and White Barbie.
You can pretend she’s a Spanish, Puerto Rican,
Columbian, Chilean, or Venezuelan. Shoppers
who complain she’s hard to find should check Lamston’s
or Woolworth’s in certain neighborhoods of certain inner cities.
Испанка
Родилась в 1980-м, с виду ничем не отличается
от негритянки или европейки. Можете считать, что она
испанка-мексиканка-пуэрториканка-колумбийка-чилийка-ве-не-су-эль-ян-ка.
А те, кто жалуются, что ее не найти, пусть поищут
в Fix Price
в известных кварталах
известных районов.
Native American Barbie
There’s only one of her left.
Коренная американка
Осталась только одна