Выпуск №9

Автор: Стивен Эллис

Перевела с английского: Гали-Дана Зингер

 
Ортебиз –
шофёр

принцессы
тёмно-пурпурного

молока. Он сбивает
Сежеста

её чёрным
авто, звёздным

авто, освещённым
лишь изнутри

его алого бархатного
интерьера. Ортебиз

сбивает
Сежеста, соперника

Орфея в стихотворстве.
Ортебиз –

стекольщик, он носит
стекло на спине,

а в спине –
стеклянный глаз,

слеза,
как лёд,

держащая его
тоску при

себе. Он
тоскует по

Эвридике, жене
Орфея,

и убивает тень
Орфея – Сежеста –

для практики. Он
застекляет глаз

Орфея
тенью

Сежеста, пытающегося
предупредить

Орфея по
коротковолновому

транзистору в авто
Смерти, одолженном

Девой
чёрного

и пурпурного
молока, которым

она заправляет свои
глубины, и в её

глубинах, выношенный
план, касающийся её

любви к Орфею.
Он достанется ей,

по себестоимости, при поддержке.
Они с Ортебизом –

напарник и заговор:
интерьер

её авто – пышное
бархатное молоко,

смешанные
сливки и пурпур,

а интерьер
её тела –

розовый мрамор. Аид –
гранатоид. Ортебиз –

минотавр
в центре

истории, которую он
сочиняет, где

женственным
призраком в одеяниях

пурпурного молока
ему приказано

выехать за пределы
границ её

опознаваемой смерти
к единственному

слабому месту в её
сердце и жизни –

к дому Орфея,
и там Эвридику

похитить и унести
во владения Смерти,

чтоб вымачивать долго
в пурпурном молоке,

охлаждающем
и заставляющем

приближаться не
раздумывая. Они знают,

Орфей последует
примеру. Ортебиз

заключает сделку с
Принцессой Смертью

погрузить её
пурпурное жало в

отверстия Эвридики
и накачать её

чёрным светом
благословенного молока

скуки багровой ночи,
ведь Ортебиз

способен любить лишь
сквозь стекло недвижимое

отражение могилы
его любимой.

Невнятность речи –
его наркотик,

её инфекция.
Ортебиз –

великий защитник,
и пока идёт

настоящий скандал,
блокирует крики

Сежеста в
ушах Орфея,

все, кроме мутировавших
сообщений задушенных

в транзисторе
живого авто

Смерти. Он защищает
Эвридику от

Орфеева поэтического
егерства,

отрезая его
от Сежеста

и делая Сежеста и
его сообщения

сором, обмотанным
скотчем телом,

наводя на мысль, что он
должен оставить её

лучшим
продуктам отдалённого

наблюдения.
Сежест мёртв,

и Орфей
становится шакалом,

чтоб очистить
сообщения тела своего

соперника от
факта смерти.

Сообщения не
мертвы. Орфей

сопровождает
пурпурную принцессу

сквозь срамные губы
её зеркальной магии,

потому что он хочет,
как Гильгамеш,

знать откуда
прибывают брёвна,

сплавляемые вниз
по водному пути,

обтекающему заповеданное
ему царство.

Они все спускаются в
ад друг с другом,

держась за руки
с коронной чакрой

друг друга,
нет необходимости

в Стиксе и в плате
за посещение, ведь это точечно

освещённый мир. В слепящем
свете, Эвридика

мокнет
в море пурпурного

молока, под наблюдением
прикинутого

Ортебиза в паре
инфракрасных окуляров.

Она выглядит,
как негатив

кинематографического пейзажа
с пейзанкой,

тремя коровами и семью
волшебными бобами.

Дева Смерть
никогда не сможет

конкурировать со столь
полной инверсией,

но если бы она была
сама вывернута наизнанку,

это значило бы цвести
вверх и навстречу

свету
плодородной земли.

Любовь принцессы к Орфею
делает Эвридику

её материальной союзницей
в глубине

жизни на земле
и на поверхности,

над которой солнце
заходит и восходит.

Орфей станет
свидетелем любви,

уготованной ему
принцессой Смертью,

испытанной у теплых
губ её земной союзницы.

Смерть сама
сейчас ведёт машину,

заднее сидение занято
Орфеем, Эвридикой

и капающим молоком,
что подобно

рождению чернил.
Ортебиз едет

на подножке, наконец-то
без ветрового стекла,

щурясь в
ночь, что бледнеет,

когда машина проходит
через лабиальное

зеркало само-
инверсии и сворачивает

в комнату,
в которой невнимательность

вечности тоже
вывернута наизнанку,

и мышцы
влюбленных

наконец-то сливаются в
долгожданном объятии, уже

случившемся в розоватой
пустоте ада, ибо

они в раю,
и Эвридика

уже беременна
от закона

знания, хотя ей так и не
позволено дознаться,

каким образом мир
тебя растерзает.