Колесо

Выпуск №9

Автор: Леонид Китайник

 
Колесо

В зеленых шеренгах застыли кусты
под просинью ягодок-бус;
воздетые ветви в деревьях пустых
и хвойный полуденный вкус.

Галдит эскадрилья канадских гусей,
уверенно правя на юг.
И в том же лазурном резном колесе
вращаются спицы разлук,

когда сквозь субтропики, сквозь пояса
пустынь, океанов, лесов
планету опять обогнут голоса,
задвинув сердца на засов.

 
Абесалом и Этери *

                                                            Е.Р.

Опять раскрываются в прошлое двери —
взглянуть на потери и жизни излом:
о чем ты мечтала, бедняга Этери?
чему ты противился, Абесалом?

Страстей или порчи напиток обманный,
Тристан или Мурман невзгодам виной —
любви и предательства рваная рана
пройдет и затянется смертью одной.

Но это не в наших спокойных кварталах,
где клен с пондеросой и жаркий январь,
уже подрастает трава, где попало,
и цапли потомству готовят букварь.

 
Дробилка

Срезают осенние ветки,
на палке нехитрый секач,
и в пламенной лиственной клетке
шуршит еле слышимый плач.

Бездомных измелют в дробилке,
и снова наполнят тюки
щепа, и труха, и опилки —
безмолвны, горючи, легки.

 
Коврик

                                                            В.К.

                              «Ты живёшь без границ, созерцатель мгновений»

Намокнет и снова просохнет
бамбуковый коврик у двери.
Мерещатся тени эпох мне,
в которые хочется верить,

где в роскоши, войнах и гари
вращается времени призма,
воспетая тысячью арий
барокко, бельканто, веризма. **

Но пряная правда мгновенья,
всем чувствам открытая разом,
восходит ко мне, как знаменье,
бесспорностью мысли и фразы.

 
Эол

Пахнет поздней листвой — и отрада,
эту новость по-птичьи пропев,
изымая себя из парада
золотых и багряных дерев,

вычитая себя из тумана,
из обманов, и странствий, и зол,
раствориться в дыхании пряном,
над которым колдует Эол.

 
День Благодарения

Каждый клен и отдельная ветка
ноябрю подставляют лицо:
этот в желто-зеленую клетку,
а соседи с густым багрецом.

А поодаль, с полуднем в обнимку,
замирает в безветренный час
золотое скульптурное гинкго,
субтропической статью кичась.

И шершавою кожей гусиной
сквозь нетронутый лиственный кров
зеленеют в саду апельсины
средь оранжевых зрелых шаров.

Понарошку года провожая
средь магнолий, дубов и секвой,
поквартально идут урожаи
и крадется судьба по кривой.

 
Захныканное

В захныканных просторах
друзья мои живут:
скучают лес и горы,
подернут ряской пруд.

Как будто бы открыли
впервые, всей страной,
что каждому в могиле
закончить путь земной,

а потому и воздух
над пашнями не мил
и жалобные гнезда
свивают из чернил.

 
Над садящейся сессной

Собачья полянка в овраге,
овчарок пружинистый бег,
лесные осенние стяги —
и чей-то итожится век,

когда, в обрамленье небесном,
оранжев, вишнев, одинок,
горит над садящейся сессной
заката прощальный венок.

 
В яркой лазури

Крошится у красных пожарных бордюров
кленовой листвы обветшалый поток.
Иссохших коричневых стеблей фигуры
в овраге стоят, как невнятный упрек.

Сосед о дождях вспоминает, нахмурясь.
Колибри в кустах оживленно гудят.
И тянется в солнечной яркой лазури
секвойных верхушек бестрепетный ряд.

 
Образумившись

Меня образумил давнишний приятель,
что виршам моим не хватает понятий,
что, в щелочку глядя на мир неширокий,
натужно тащу его в дряблые строки.

Со всем согласившись, — глаголет он дело, —
я вышел пройтись средь фонариков белых;
вертелась, просилась словесная малость,
но что-то в тот вечер совсем не писалось.

 
 
———————————————————
* — Грузинский эпос об Абесаломе и Этери и кельтский — о Тристане и Изольде можно найти на интернете. М’урман — визирь царевича Абесалома, влюбленный в Этери и наславший на нее порчу, чтобы разлучить с Абесаломом.
Пондероса — североамериканская сосна с длиннейшими мягкими иглами, собранными в пучки.
** — Веризм — стиль в итальянском искусстве (особенно опере) рубежа 19-20 веков, связанный с именами композиторов Масканьи, Леонкавалло, Пуччини.