Нереалистичный реализм

Выпуск №10

Автор: Ольга Валаамова

 

Давным-давно, еще в советские времена, когда я училась в школе, а потом в институте, единственным правильным методом художественного отображения действительности был соцреализм, чуть менее правильным, но тоже пригодным – критический реализм, был еще просто реализм, за который, в случае его недостаточной критичности, писателю уже следовало как-то оправдываться. Придумал реализм В. Г. Белинский, и до сих пор никто так до конца и не понимает, что это за странная такая конструкция и как она сочетается с возникшим примерно тогда же натурализмом. Но тем не менее именно реализм стал главным творческим методом русской литературы, и до сих писатели пытаются им пользоваться, лет пятнадцать-двадцать назад (по моим пенсионерским меркам – совсем недавно) даже какой-то «новый реализм» изобрели, как будто со старым реализмом все было понятно. Но мне, к примеру, за всю свою читательскую жизнь так и не удалось понять, как именно условность художественной литературы может соотноситься с реальностью, данной нам в ощущениях. И потому, когда мне попалось несколько книг, претендующих на точное и подробное описание нашей российской действительности, да еще и глазами ребенка, я крайне заинтересовалась и решила непременно книги эти прочесть. Кроме того, есть у меня еще и прямая практическая цель – хочу составить что-то вроде идеального читательского списка для моих подрастающих внучек.

Первой книгой оказался роман нашей петербургской писательницы Анаит Григорян «Поселок на реке Оредеж», который с первых же строчек произвел на меня странное впечатление компромисса. В наши времена довольно часто встречается компромисс автора с издателем, но в этой книге скорее представлен компромисс писательницы с самой собой. Иван Бунин признавался, что один из своих ранних рассказов написал исключительно из-за чучела совы, которое стояло на шкафу, все остальное – сюжет, герои – его ничуть не волновало. И вот примерно то же самое наблюдается в тексте Анаит Григорян. Все, что ее интересует, как мне кажется, это очень подробное бесконечное тягучее описание процесса проживания действительности. А на это уже как-то сверху отдельно накладывается желание быть писателем в общепринятом смысле – то есть излагать какой-то сюжет и публиковать то, что написано. Собственно, не вижу ничего плохого в желании публиковаться. В конце концов, текст непрочитанный остается как бы до конца и не существующим. Тем не менее попытка придать тексту более или менее товарный вид все-таки, на мой взгляд, в этом романе так до конца и не удалась. Очень хорошо прописана только героиня, глазами которой мы видим происходящее. Это не всегда старшая Комарова, иногда – попадья Татьяна или продавщица местного магазина Олеся Иванна. При этом, что самое любопытное, мысли героинь, разумеется, разные, но принцип восприятия действительности у всех совершенно одинаковый, как будто это один и тот же человек, только в своих разных воплощениях.

Не смогла я также найти мотивировку разделения романа на две части – «Поселок на реке Оредеж» и «Комаровы», причем действие в первой части происходит на полгода позже действия во второй. Разве что описанное в самом начале обращение главной героини к православию мотивировано событием конца романа – болезнью младшего брата и его «чудесным» спасением. Получается такая кольцевая структура, словно время постоянно ходит по кругу или же вообще навсегда застыло на одном месте. Кстати, о времени. Атмосфера 1990-х, обещанная в аннотации, в тексте совершенно не ощущается. Видимо, по той же причине – писательница уделяет все свое внимание проживанию героинями действительности, их субъективному восприятию, в котором вовсе не находится места для каких-то объективных примет эпохи. Действие романа вполне могло бы происходить в любую эпоху, все внешние точки контакта героев с большим историческим временем тут очень условны. Делает также Анаит Григорян и очень слабую попытку ввести в свой текст элементы мифологии – девочки Комаровы видят русалку, да еще в поселке считаются ведьмами все женщины, которые умеют хорошо шить. Но на этом все.

Еще, наверное, надо отметить, что в романе много насилия: детей в семье Комаровых постоянно бьет мать, отец бьет и жену и детей, а когда-то забил до смерти свою родную мать, их бабку. Но описано все это как-то так, что ужаса от прочитанного не ощущается, как будто не кровь из разбитой головы течет у героини, а клюквенный сок на сцене у актрисы. Единственная сцена, в которую безусловно веришь, это описание попытки изнасилования. Все остальное же – это часть какой-то внешней реальности, которая писательнице, судя по всему, совершенно не интересна и на которую ее героини, соответственно, практически не обращают внимания. Ну, побили и побили, дело житейское. Главные же действующие персонажи романа – это ветер, вода, трава, ночь, звезды, тактильные и вкусовые ощущения, описанию которых и посвящена большая часть этого текста, но которые как бы «задавлены» стремлением писательницы выстроить из всего этого набора переживаний нечто похожее на «нормальное» повествование. И, в общем-то, крайне печально наблюдать за тем, как человек мешает самому себе реализоваться в собственном же творчестве.

В этой же серии вышел роман москвички Марии Авериной «Контур человека: мир под столом». Начала я читать эту книгу с большим энтузиазмом, вначале даже всплакнула в месте, где описывается, как маленькая героиня произнесла свои первые слова, и подумала, что наконец-то попалась мне книга, которую можно нормально прочитать. Но со следующей же главы потихоньку стало нарастать недоумение. Началось все со сцены драки в детсадовской песочнице, где шестилетние дети разговаривают у Марии Авериной как студенты-первокурсники в курилке философского факультета. Дальше – больше. Одновременно описывается бандитская разборка, обмен валюты и длиннющая очередь в магазине. Хотя свободное хождение валюты было разрешено в декабре 1991 года, либерализация цен проведена в январе 1992 года, и примерно с того же времен или чуть позже начались открытые бандитские разборки. То есть обменявшие валюту и тут же увернувшиеся от бандитской пули герои никак не могли оказаться в очереди за дефицитным продуктами, если только не вернулись на пару лет назад на машине времени. Я вот очень хорошо помню, что сначала были деньги, но не было продуктов, а потом в 1992 году появились продукты, но не стало денег. А вот прямо ужас-ужас на улицах начался уже ближе к середине 1990-х, когда полностью разложились милиция и другие официальные органы.

Понятно, что все эти события могли смешаться в детской памяти, то есть какая-то доля художественной правды в подобном изображении есть. Но Мария Аверина зачем-то переполняет страницы своей книги множеством ненужных анахронических подробностей, словно пытается убедить саму себя в реальности происходящего. Но чем больше она старается, тем меньше ей веры со стороны читателя. И дело тут, пожалуй, даже не в лишних деталях, а в неумении обрисовать хоть сколько-нибудь правдоподобные характеры. Автор постоянно описывает своих героинь, и они постоянно ускользают от ее описания. Ты пытаешься представить героев книги и никак не можешь этого сделать. Чем-то эта стилистика напоминает книги Александра Иличевского, но у Иличевского в конечном итоге выстраивается общая, пусть и слегка искаженная, картина происходящего. А здесь же художественная реальность так и продолжает существовать разрозненными фрагментами. Может быть, если бы не интересное начало, эта книга и не стала бы для меня таким большим разочарованием, но что вышло – то вышло. И если «Поселок на реке Оредеж» Анаит Григорян – это настоящее, хоть и не совсем удачное, художественное произведение, то «Контур человека», по-моему, всего лишь халтурная подделка под литературу.

Недавно мне подсунули книгу еще одной московской писательницы Виктории Лебедевой «Слушай птиц». Почитай, говорят, отличные отзывы на «Лабиринте», и даже от самой Евгении Шафферт. Пошла на «Лабиринт», прочла отзывы и, можно сказать, в предвкушении открыла эту книгу… Ну что тут скажешь? Это ухудшенное подражание советской детской литературе, написанной исключительно из идеологических соображений. Социальный заказ налицо: во-первых, осуждается буржуазное желание жить не по средствам и вообще стремление к материальному достатку, во-вторых, жизнь в городе противопоставляется жизни в гармонии с природой, в-третьих, осуждается упорное стремление делать карьеру, особенно для женщины, в-четвертых, пропагандируется многодетность. Все это скроено по тем самым старым советским лекалам с добавлением современных неоконсервативных тенденций. И ладно бы еще идеология, в конце концов, есть хорошо разработанный жанр сентименталистской идиллии, воспевающий именно жизнь в кругу семьи на лоне природы, но все это, ко всему прочему, еще и очень плохо написано. Сравнения надуманные, диалоги ненатуральные, фраза постоянно спотыкается, целостная картинка не складывается. Специально нашла страничку Виктории Лебедевой в «Журнальном зале» и посмотрела ее публикации. И выяснилось удивительное: все рецензии и другие документальные материалы отлично написаны и прекрасно читаются, но стоит только перейти к художественной прозе, сразу возникает какой-то странный блок, и текст Виктории Лебедевой принципиально меняется. Что касается повести «Слушай птиц», то в самом ее замысле есть что-то ложное, что-то от старательно вымученной пропаганды. В конце концов, именно на этом – на полной невозможности хоть как-то наполнить жизнью идеологические штампы – и сломалась в свое время советская литература.

Не слишком впечатлила меня и повесть «Луч широкой стороной» писательницы из Екатеринбурга Ольги Колпаковой. Это такая осовремененная версия «Тимура и его команды» Аркадия Гайдара, построенная ровно по той же схеме, что и «Слушай птиц» Виктории Лебедевой: не очень счастливое в городе и не слишком удачливое семейство приезжает в деревню, где немедленно обретает счастье в гармонии с природой и общении с замечательными местными жителями. Не думаю, что авторы ориентировались друг на дружку, скорее обе они вдохновлялись прозой из советской «Роман-газеты», где подобная сюжетная коллизия встречалась чуть ли не в каждом номере. Написана эта книга, однако, несколько получше, чем «Слушай птиц», но тоже достаточно схематично. Образы поверхностные, психологически не проработанные. В чем не откажешь автору, так это в стремлении к разнообразию: в первой части повествование организовано в виде дневниковых записей от лица всех основных персонажей, во второй части рассказ ведет незримый, всевидящий и всезнающий повествователь. Но деление это чисто условное, потому что никакой стилистической разницы между частями не наблюдается. Более того, дневниковые записи родителей и детей разного пола и возраста тоже совершенно одинаковы по стилю и способу осмысления реальности.

Конечно, отличия имеются, но все они внешние и очень поверхностные, кроме того, по большей части проговариваются, а не изображаются. Например, героиня по имени Дина обрисована как такая несколько карикатурная девочка-девочка. Вообще, если судить по тому, что я уже прочла, хорошим тоном в нашей современной детской литературе считается предельная схематизация повествования. Видимо, для того чтобы читатель самостоятельно домыслил все то, что не счел нужным прописать в тексте автор. Но тогда возникает закономерный вопрос: а зачем они нужны, такие тексты? Может быть, вполне достаточно было бы нарисовать по этому сюжету комикс? Хотя лично я сомневаюсь, что современного подростка можно увлечь такой далекой от его реальных проблем и совершенно нереалистичной историей. А вот бабушку такого подростка – вполне даже можно. Только это должна быть городская бабушка, не выезжающая дальше Токсово и никогда не сталкивающаяся с реальностями настоящей деревенской жизни. И желательно в состоянии начинающейся деменции, когда давно прошедшее прошлое становится гораздо ближе настоящего и заново оживают избитые советские сюжеты из валяющейся на даче пожелтевшей «Роман-газеты».

Ну что ж, если вспомнить о реализме, то все четыре прочитанные книги не имеют к нему никакого отношения. Какой-то намек на высшую реальность в понимании Достоевского есть только у Анаит Григорян – единственной писательницы из четырех, произведение которой имеет хоть какое-то отношение к художественной литературе. К остальным я не стану применять ругательное слово, начинающееся на букву «г» и заканчивающееся буквой «н», потому что оно, конечно же, очень субъективное. Напишу только, что, по моему мнению, это очень слабые произведения. А если вести речь об идеальном списке для моих внучек (представим на мгновение, что они действительно захотят ко мне прислушаться), то пока что из всего прочитанного туда можно внести только книгу «Я не тормоз» Нины Дашевской, да и то, если честно, этот выбор под большим вопросом. Надо бы еще что-то у нее почитать.

 

Аверина, Мария. Контур человека: мир под столом / Мария Аверина. – Москва : Эксмо, 2019. – 414 с.

Григорян, Анаит. Поселок на реке Оредеж: роман / Анаит Григорян. – Москва : Эксмо, 2019. – 316 с. – (Новые имена).

Колпакова, Ольга. Луч широкой стороной: повесть / Ольга Колпакова; [ил. Е. Двоскиной]. – Москва: Детская литература, 2015. – 218 с.; ил. – (Лауреаты Международного конкурса имени Сергея Михалкова).

Лебедева, Виктория. Слушай птиц: повесть / Виктория Лебедева ; [ил. Н. Курбановой]. – Москва : Детская литература, 2019. – 152 с.: ил. – (Лауреаты Международного конкурса имени Сергея Михалкова).