Выпуск №1
Автор: Рон Пэджетт
РИМСКИЕ ЧИСЛА
Римлянам, должно быть, тяжко
давалось умножение
— я имею в виду не размножение,
а вычислительный процесс.
Заглянем на мгновение
внутрь длинного римского числа,
например, MDCCLIX. Взгляните
на колонны, фронтоны
и эпистелионы: вы не в силах их сдвинуть,
и как же они прекрасны
в августе! А теперь попробуйте перемножить
MDCСCLXIV и MCСLVIII.
Как им это удавалось?
Я задался этим вопросом несколько лет назад,
но так и не нашел ответа,
потому что никогда и не искал,
было просто приятно
жить с этим вопросом.
Может, римляне не были сильны в математике
в отличии от арабов, явившихся
с корзинками чисел, которых
хватило на всех. У нас их до сих пор
больше, чем нужно.
Вот есть 6 и 7,
если их поставить рядом, получится мой возраст.
Размышляя об этом,
я предпочту LXVII.
РЕАЛЬНОСТЬ
У реальности есть прозрачная пленка,
выглядящая точь-в-точь как сама реальность.
Посмотрите на что-нибудь,
на свои руки, к примеру, немного подождите
и тогда заметите. Затем
она как бы исчезнет,
хотя никуда и не денется.
Нужно подождать день или два,
прежде чем попытаться снова ее увидеть,
при каждой попытке используя
текущий отрезок реальности.
Вот, скажем, кафе,
где вы сидите и пьете кофе,
подвергаясь искушению
взглянуть на чашку и увидеть
снова прозрачную пленку,
но это от перевозбуждения.
Не заказывайте больше кофе. Или закажите.
Это не окажет никакого эффекта на пленку.
Иногда пленка отделяется,
сдвигаясь в сторону от реальности,
и тогда вы поднимаете глаза и видите холодильник
в раю для холодильников, холодном и спокойном.
Затем пленка появляется снова,
расставляет все по местам и исчезает.
Это обычное дело —
не надо волноваться.
Вместо этого отправляйтесь в магазин
и купите что-нибудь,
выглядящее как молоко, и, вернувшись
домой, поместите это в холодильник.
Проходят дни, проходят года, люди
стареют и умирают, окруженные,
если им повезло, молодыми,
не знающими, что делать
с тем чувством, когда пленка
соскальзывает, слишком сильно
соскальзывает и остается в таком положении
чересчур долго. Но потом они вырастают голодными
и уставшими, и образ ужина и постели
плавает перед глазами как листок,
упавший непонятно откуда, и они засыпают.
БРИГИТТЕ ХОЛЕНБЕРГ
Не знаю, кем была Бригитте Холенберг
и почему К. А. Йенсен написал ее портрет в 1826-ом,
но я рад этому, потому что могу увидеть портрет
в Государственном музее искусств Копенгагена,
купить открытку и отправить жене:
«Разве она не прекрасна?» та, что
Бригитте Холенберг и ее портрет.
Я не знаю, кого из них люблю больше.
Обе светлые, спокойные и милые —
она умела быть красивой. Вы видите ее
в коричневом атласном платье с пышными рукавами
и большим белым кружевным воротником,
белая шляпа окружает ее голову
и аккуратно подвязана под подбородком,
кудрявые каштановые волосы словно эхо
ленты, вьющейся по краям
и заканчивающейся у плеч
свободным узлом над ключицами,
ее тоненькая шея поднимается к лицу, по нему видно,
как интересно ей сидеть там и смотреть
прямо на вас без малейшего плотского намека.
Для меня сейчас, в моем возрасте,
достаточно просто чувствовать, что она существует.
Когда я отправил эту открытку? 15 августа
2001-го. Давно. Еще до того, как рухнули Башни,
еще до того, как рухнуло многое другое. А она
продолжает стоять на столике моей жены. Я не знаю,
как она умерла и в каком возрасте.
К. А. Йенсен прожил 78 лет, долгую жизнь
по тем меркам. Вот и хорошо.
Надеюсь, он был так же счастлив,
как счастлив каждый раз я, смотрящий на его картину.
Надеюсь, вы видите ее тоже.
ДВЕРЬ К РЕКЕ
Вы прошли сквозь это до того
как узнали что это было
Река приблизилась к двери
и попросила войти
Затем река вошла в дверь
и дверь уплыла
Однажды я выбросил реку
выглядевшую достаточно старой
И купил новую
с дверью в придачу
Только это уже не было дверью
а дверным проемом
Похожим на Норвегию
с окнами
ВОКРУГ ПАРИЖА
В Париже всё круглое.
Во-первых, сам город,
пересеченный
являющейся частью круга
дугой, Сеной.
Затем всеми известными спицами,
что отходят от Триумфальной арки.
Столики в кафе тоже круглые.
Как и картонные подставки (и множество пепельниц),
что лежат на них.
Поднимите глаза, названия кафе,
как правило, тоже круглые.
Например, «Круг», «Купол», «Свод», «Ротонда»
и другие.
Только великолепное Closserie des Lilas избегает нашей
классификации, оставаясь частью Парижа.
Сирень разве круглая?
Люди сидят здесь подолгу,
как в Люксембургском саду, где игрушечные кораблики
оплывают по кругу старинный пруд.
У них получается.
Приплывают последними — но как это естественно!
Это картина Робера Делоне,
называемая «Окна»,
в которых Париж выглядит
как множество кругов.
МОЙ ШЕВРОЛЕ 1975 ГОДА
Во дворе
мой пикап Шевроле 1975 года выпуска, перекрашенный
в красный, белая крыша, гладкая поверхность,
отремонтированный карбюратор, новые шины,
новая приборная панель, новая черная кожа на сиденьях,
новое покрытие пола и два новых зеркала заднего вида.
Во дворе, где не существует времени,
создается собственная временная зона. 1975 год.
я не могу одновременно управлять машиной в 1975 и 2012,
но ведь управляю,
потому что когда автомобиль движется вперед,
я проскальзываю в зону, известную как
Миль-В-Час,
и я уже просто кто-то в чем-то красном.
СТЕПЛЕР
После смерти от моей матери
осталось немногое: старая одежда,
скромная мебель, тарелки и
прочая незначительная мелочь.
За исключением степлера. Я нашел его
в ящике, забитом старыми счетами
и банковскими выписками. Я сразу же
заметил, как легко он скрепляет
пачку бумаги, не оставляя
синяков на ладони.
Он работал отлично, поэтому я забрал его
и коробок, в котором не хватало
всего нескольких скрепок из 5000.
Загвоздка была в том, как вставлять скрепки
— каждый раз у меня уходило несколько минут
на то, чтобы понять, но я не сдавался.
И вот — «О, наконец! Вот как!» В этом
вся моя мать, она движется подобно туману,
и прекрасно, что это невозможно увидеть,
и оно не похоже на то, что делает степлер.
НОГТИ
Как в древности люди постригали ногти на ногах?
Ногти Девы Марии выглядят отлично
на картинах итальянского Возрождения,
и это хорошо, ведь трудно поклоняться
кому-то с очень длинными ногтями.
Перуджино высмеивал религию, направленную
к Богу, и все его внимание было сосредоточено
на Марии, которой он рисовал великолепные ногти.
Я никогда не обращал внимания
на ногти Иисуса, хотя они рядом
с ранами на ногах.
Жестокость так графична и тяжела для понимания,
тогда как красота, даже красота пальца на ноге,
имеет смысл. Для меня, по крайней мере.
С английского перевел Андрей Сен-Сеньков