Весна, наконец-то…

Выпуск №2

Автор: Дмитрий Раскин

 
* * *
Весна, наконец-то.
И свет –
привыканье к нему пространства.
И голоса птиц –
эти первые пробы в оживающем воздухе.
И деревья,
казалось, очнулись
от немоты безвременья,
изумленно начинают сознавать себя,
стоят над проталинами,
над своими тенями.
Ты,
будто на волю выпустил
свою прожитую жизнь.
В самом деле, веришь обещанью
бытия и счастья…

 
* * *
Город, что взят, так вот, на оседании
после долгого, нудного дня.
Небеса, сползающие к краю.
Прохожий, взгляд к ним поднявший,
разве он что-то знает о любви и тоске,
                         скажем, смерти и боли…
Его бытие – только поиск бытия иногда

и с не очень-то годными средствами.
Сколько всяческой дребедени
в голове, вообще в душе… Рвется порою,
вроде на волю.
Он в небесах сейчас увидал
останки заката,
архитектурные замыслы,
столь громадные, что
    не нуждаются в воплощении,
Замыслившему зачем?

Равнодушие к времени вещи.

Остывающая повседневность. Женщина, что навстречу,
стала старше еще на день.
Ветер гоняет мусор, газеты, обертки дня.

Это сознание наспех прожитой жизни
сейчас примиряло –
мгновенье свободы от власти былого
и, очевидно, грядущего… им
самим, то есть былому, грядущему тоже так легче.

Творенье чисто и громадно.

Эта готовность принять безысходность бытия –
вне ее
всё – только рябь
на безликой поверхности жизни,
а в ней – Истина, Смысл – всё теряет значение,
Смирение в воздухе как бы разлито сейчас.

Только нечем уже заслонить опустошенность вещи.

Зависание между –
что же, жизнь и бытие,
то есть, на самом-то деле, прохожий не требует
от Мироздания смысла
и справедливости даже…

 
***
Голос,
Должно быть птицы,
переходящий вброд опустошенное небо осени.
Трепет пространства, пытающего прикрыться утлым,
уже последним багрянцем рощиц своих…

 
***

Мы шли и шли целый день все вместе
С нашими женщинами нашими солнцами нашими псами
Одиссеас Элитис

мы идем и идем
сколько раз по пути мы меняли
цели и смыслы
сколько раз
мы меняли ложные цели и смыслы
на ложные цели и смыслы
сколько раз
    мы меняли цели и смыслы что истинны
на цели и смыслы что истинны
сколько
    перемолото нами по ходу
времени вечности вообще бытия

сколько
перемолото нами по ходу
в Культуру и Пустоту
сколько перемолото нами
Культуры и Пустоты

мы идем и идем
вдохновляем себя риторикой вопрошания
риторикой наших ответов
обнадеживаем или по обстоятельствам пугаем себя

что нам останется
вяжущий привкус прожитой жизни
занудная память
о нашем восторге
наша мудрость самонадеянная
даже в предельном отчаянье
завороженная собою
да слоган удачный рекламы
чего там(?) пусть будет воды

что нам останется
упоенность
усталостью от
самих себя
наконец просто эта усталость
да наши попытки пробиться
к абсолюту сквозь абсолют
безысходности в пользу

циклы суть дребедень жизни
ее небеса и деревья
ее птицы
как поэт говорил когда-то
нас хоть сколько хватило
    на это все

 
* * *
Мир
    вот уже сбросил листья.
Застыл над ними.
Высвободился в
немоту, опустошенность самого себя…

 
***
На никакой войне
ни за что
во имя

для него никогда не будет
того что мы знаем как
небо свет воздух
никогда больше
для него никогда не будет
того что мы знаем как
ветер
тихий в листве
или же жестяной
в наготе промозглого города
никогда больше
для него никогда не будет
того что мы знаем как
дождь
по весне осенью летний
никогда больше
не будет той сладкой рани когда мать
стараясь не греметь посудой дабы не разбудить
готовит завтрак а он притворяется спящим
никогда больше не будет скрипучего звука протяжного
когда само мироздание в темень раскачивается на ржавых своих петлях
никогда больше
не будет росы поутру
дыхания светотени на мутноватой глади пруда в полдень
пряного хора цикад в ночи
любимой не будет
ее глаз ее трепета
запаха ее волос не будет
для него никогда не будет
времени вечности смысла
даже памяти
нашей куцей невнятной памяти
на самом-то деле не будет для него

на никакой войне
ни за что
во имя

 
* * *

И человек, как лист, однажды упадёт,
Снаружи пепельный, внутри кровоточащий
Сесил Дей-Льюис

Осень осыпалась как-то вдруг.
Или просто я не заметил
за суматохой, невнятицей дел.
Нарастающее притяжение
    этой глинистой,
чрезмерно уже тяжёлой для самой же себя,
тяжелеющей на глазах
    земли.
И красные
листья клёна засыпали всё.
Ветер раскачивает
совсем уже голую рощу.
Студёная, пронизывающая синева этого гула. Без
полутонов. Точнее, мир, стоящий без
    декораций смысла –
                         чистота участи и судьбы.

 
* * *

В эту пору когда
О, в эту пору когда
пустоты пространства покрылись,
только-только покрылись
цветом, трепетом, первым пушком –
                         жизнью покрылись

В эту пору когда
голос птицы,
движения неба,
усилие завязи, что
себя раскрывает в лист –
                         всё чудо
                         всё дар.
В эту пору когда…

 
***
Мир, казалось, уже просел
В беспробудную, бессмысленную осень
И вдруг день – высокий и светлый.
Будто мир удержал мгновенье,
Будто бытие отдыхает от
Собственной безысходности…

 
***
    Нам
не дано ни истины, ни
невозможности истины –
        в этом,
вряд ли, что безнадежность,
скорее подлинность или,
как ни смешно,
справедливость…

 
СТИЛИЗАЦИЯ
(из японской лирики)

Встретились рано.
Пытались любить.
И ты, наверное, тоже дорожишь тогдашней
                         неловкостью сердца.

 
* * *

Деревья осени
сами источник света,
даже сейчас.
        Полунагая роща.
О это, пока что сладкое,
                         выстыванье мира
Как славно, что мне
не надо больше просить,
        да и не о чем.
Если б страданье только имело смысл…

 
* * *

листья воды пространства осени
всё что могло созреть
на стеблях
ветвях
в земле
        собрано
высвободило место для
гулкости звука наготы света
        то-чему-нет-названья
        мир перегружен им
благоговейно замер под тяжестью этого добирающего
                свои соки плода

 
О ПОЭЗИИ

Суть?
Суть и Смысл?
В смысле, что удалось,
к примеру, тебе
пятистопным ямбом или,
к примеру, верлибром?
Да ладно.
Ты виноват.
Этот вяжущий,
сухой вкус вины.
Иногда слышишь
кровоток,
тот самый, общий для
        неба, земли, вещи…

 
* * *
Ребенок дрозда-рябинника
Скакал себе по тропинке в полнейшем
неведенье, насколько он был комичен –
размером со взрослую птицу, а без хвоста.
Привыкший к прохожим,
что спрямляют свой путь городским
утлым парком,
он уступает тропинку
мне не из страха,
но потому что просто
хорошо воспитан –
я понял так.
Я это к тому, что жизнь,
Не то, чтоб всегда права,
Но неизбывна,
трепетна и
бытие все ж таки лучше небытия,
интересней, хотя бы…