Выпуск №11
Автор: Ирина Саморукова
Описанные события действительно имели место, однако их причины – на совести персонажей.
1. Прецедент
Арсений сообщил, что съел бы целого быка.
Вот он, метаболизм молодого организма. Часа не прошло, как он заправился пастой с мясным фаршем. Тарелкой не ограничился. Попросил добавки. После – еще полпорции. В итоге — лихо, по-флотски — Арсений умял целую сковороду макарон.
Прорву калорий он израсходовал за десять минут работы. Такой, знаете, торопливой, если не сказать суетливой. Тяп-ляп. Спустя рукава, в смысле – штаны.
Требуя быка, Арсений явно преувеличивал энергозатраты.
Быка Арсению не обещали. Помнится, он заглянул на чашку чая. Чисто из вежливости его спросили: макароны будешь? — и, нахваливая, он сожрал килограмм еды, которой Эльвира планировала питаться до послезавтра, когда, возможно, появятся какие-никакие деньги. Из-за прожорливости Арсения до послезавтра придется растянуть стаканчик йогурта с семенами льна.
— Сойдет, — вздохнул Арсений, вскрывая сто двадцати пятиграммовую упаковку.
— Чтоб ты подавился, — сжав кулаки, сказала Эльвира.
Проклятия, ругательства и прочий словесный негатив она употребляла редко, зато метко, в смысле – целенаправленно.
Арсений был юн.
С некоторой натяжкой он годился Эльвире в сыновья.
Беспризорник, родом из райцентра.
Искатель счастья в большом городе.
Перебивается аниматором в костюме хомяка. Ночует, где придется. Трахается за еду.
Бедный мальчик!
Черт с ней, этой пастой! Когда вес за восемьдесят, а возраст под пятьдесят, разумнее воздерживаться от мучного. Йогурт с семечками льна все равно не решит проблемы.
Как видите, на проклятье Эльвиру подвигла не жадность.
И не фрустрация от секса, не оправдавшего затраты. Макароны по-флотски Арсений оправдал. Его неопытность и неловкость были по-юношески искренни, честны и по-своему чисты.
После ужина он предложил Эльвире послушать с его телефона песню.
— Каждому по факту нужен рядом человек, — подпел Арсений, вздохнув, словно всхлипнув. На естественное проявление жалости и сочувствия откликнулся порывом, от которого подпрыгнула зачищенная сковорода. Арсений хотел усадить Эльвиру на обеденный стол. В каждом сериале есть такая сцена страсти. Он, очевидно, полагал, что Эльвира смотрит эти сериалы, и стремительный трах среди кухонной утвари понравится свободной женщине, фактически годившейся ему в матери.
Не сказать, чтобы Арсений сильно ошибался.
В целом – он милый.
Гладкий, как сказала бы любая нормальная баба. Эта баба нажарила б Арсению картошки, открыла банку каких ни есть завалящих консервов – килечка в томате, словно девочка в кровати — и умильно смотрела, как он все это с аппетитом жрет. Неопрятность в еде отвратительна. Да. Но Арсению двадцать два. Его еще учить да учить, наставлять. В знак согласия он позволит утереть томатные усики с его вздернутой верхней губы, из- под которой торчат два крепких резца. Этот Арсений просто зайка, несмотря на сброшенную в прихожей шкуру хомяка.
— Кушай на здоровье!- сказала бы Арсению любая нормальная баба…
Только Эльвира была не любая. И не то чтобы нормальная, скорее – адекватная. В отличие от многих так называемых нормальных баб, Эльвира трезво оценивала последствия своих слов.
Скажи она Арсению «кушай на здоровье», на бедного мальчика со стопроцентной вероятностью обрушится несчастье. Например, отравление. Особое коварство в том, что беда наступит с отсрочкой. Сначала Арсению будто подфартит. Скажем, его возьмут администратором в дорогой ресторан, но через очень короткое время в его жизни наступит беспросветная жопа, если, конечно, Арсений выживет.
Такая участь ожидала любого человека, которому Эльвира вслух желала крепкого здоровья, успехов в работе и личной жизни, достатка, стабильного будущего, свершений и надежд, чтобы деньги были и хрен стоял – короче, всего самого наилучшего, всех благ, которые перечисляют в поздравительных открытках, постах, адресах и тостах.
В то время как пожелание сдохнуть срабатывало во благо адресата. Один мальчик, которого Эльвира лет тридцать назад послала на хуй, сегодня в списке ФОРБС.
— Чтоб ты подавился, — сказала Эльвира юному Арсению, дабы тот нашел работу, женился на хорошей девушке с жильем, завел ребенка и единственной проблемой имел набираемый с возрастом вес. Арсений годился Эльвире в сыновья. Вот она и поступила как мать: пожелала добра способом, который был доступен. А кулаки сжала, потому что ее язык не поворачивался произносить грубые слова. Воспитание препятствовало. Университетское, блять, образование. Нецензурные посылы стоили Эльвире седых волос, которые, впрочем, несложно закрасить, но кроме того карьеры и простого женского счастья. И все же она сжала кулаки.
Всем известно, что так легче вынести негативную ответную реакцию.
— Охуела, что ли? — сказал Арсений, скомкал стаканчик из-под йогурта и, натянув костюм хомяка, покинул квартиру.
Охуела, да. Со стороны так и кажется. Но «кажется» не всегда есть. А в случае Эльвиры совсем наоборот. Встал бы Арсений на светлый путь без ее негативного напутствия, неизвестно, но теперь у него появился шанс. Эльвира простит ему хамский ответ. Люди не ведают, что творят, а русские, они, знаете ли, по-хорошему не понимают.
2. Табуляция
Итак, речь пойдет об Эльвире Гужовой, ничем, на первый взгляд, не выдающейся женщине среднего возраста.
Учитывая среднюю продолжительность жизни в РФ, то есть, разделив положенные российским бабам семьдесят восемь лет пополам, получим, что Эльвире перевалило за тридцать девять.
Чтобы раз и навсегда избавиться от комплекса увядающей молодости, нужно научиться правильному отсчету: не с рождения, сокрушаясь, сколько упущено, а с конца, прикидывая, что осталось. Представить себя беспомощной семидесяти восьмилетней старушенцией, которая круглые сутки пялится в телевизор и сокрушается, какой дурой была в сорок восемь, пятьдесят девять, шестьдесят четыре, шестьдесят семь и даже семьдесят. Жизнь вокруг кишела возможностями и страстями, а она сидела целыми днями в той же комнате, перед тем же, блять, телевизором, работающим как фон, и ныла. Работа не та, в личном — пиздец, никаких отложений, кроме жировых, грядущую пенсию страшно представить. Как жить! — ворчала она, вместо того, чтобы жить полноценной жизнью. Жаль, для этой жизни не было ни ресурсов, ни мотивации…
Увы, Эльвира жила не первый год. Ей бывало шестнадцать, двадцать два, тридцать четыре, сорок пять. Но сорок восемь пока не стукнуло. Перевалившая на вторую половину, жизнь Эльвиры только начиналась. По шкале этой половины она считалась очень молодой. Практически девочкой.
Что касается оговорки «на первый взгляд», то эта фигура речи употребляется, дабы быть опровергнутой.
У Эльвиры Гужовой, как вы поняли, имелась способность влиять на судьбы людей. Слова, произнесенные Эльвирой, ее, скажем так, пожелания отдельным лицам всегда воплощались в жизнь. Возможно, они кодировали адресата и работали как сглаз, вроде того, что используют цыганки.
С не меньшей вероятностью можно утверждать, что Эльвира предрекала чужое будущее. Как Кассандра. Кстати, Эльвире тоже редко верили. Адресаты напутствий приписывали им личные мотивы: зависть, ревность, обиду, неразделенное чувство.
Не без этого, конечно. Ведь Эльвира, на первый взгляд, была нормальной бабой, почти что любой. Вес 86, рост 172, размер одежды 52/46/34, волосы крашеные, образование – так себе, заработок – случайный, семейное положение – в поиске.
Вечном безнадежном поиске. Своих партнеров Эльвира, за редким исключением, любила, поэтому рано или поздно посылала, вслух артикулируя пожелание подавиться, провалиться, сгнить за решеткой, сдохнуть под забором и т.п. Сердце ее при этом исходило жалостью и обливалось кровью.
Да, блять, у нее тоже имелось сердце, самолюбие и достоинство, поэтому весь неблагодарный негатив – ответный мат, аффективные выкрики в адрес ее характера и фигуры, разбитую посуду, перевернутую мебель и даже попытки рукоприкладства — Эльвира сносила молча. А какой смысл оправдываться? Открой она адресату проклятия свои истинные чувства, он бы рассмеялся ей в лицо. Не поверил, то есть.
Однако, несмотря на неверие, невзирая на отношение к конкретному лицу, а порой вопреки этому слишком личному отношению, пожелания Эльвиры имели силу пророчеств. И как многие пророчества, формулировались парадоксально.
Словесный негатив обрекал адресата на удачу, деньги, славу, здоровье, семейное счастье. Посылание на хуй возносило до небес. Но любое доброе напутствие, вплоть до ритуальных формул вежливости, типа – всего хорошего, всех благ, счастья в новом году – запускало механизм катастрофы. Вербальный плюс оборачивался реальным минусом, и все адресаты ее «благословений» в конце концов умирали.
Во избежание обвинений в параноидальном синдроме, о своей способности Эльвира помалкивала, однако факты воздействия напутствий документировала, фиксируя их в амбарной книге.
Эту книгу, типографским способом выпущенную в год ее рождения, в год совершеннолетия Эльвира обнаружила, разбирая хлам на антресолях.
Тетка Эльвиры при советской власти служила зав. складом канцелярских товаров. Благодаря ее способности к махинациям, у родственников и знакомых Юлии Александровны Бугаец канцтоваров было навалом. Из скрепок всех размеров дети плели нагрудные цепи, дыроколы шли на изготовление конфетти, из наборов цветной бумаги вырезали чертиков. Вот жизнь была, пока Юлию не уволили за необъяснимое исчезновение партии электродрелей. Какого хрена их завезли на склад канцтоваров, непонятно. Перепутали, наверное. Экземпляры дефицитного инструмента до сих пор служат родственникам и знакомым Юлии Бугаец, валяются в кладовках и на антресолях среди залежей винтажного канцтовара, вроде амбарной книги.
Компьютеры в те времена имелись только в офисах. В день своего совершеннолетия о ПК Эльвира могла лишь мечтать. Да что компьютер! Сломается вдруг, и вся информация пропадет. Амбарная книга выглядела привлекательно: линованные страницы, твердый переплет из кожзама. Рукописи не горят, — естественно вспомнила Эльвира, не просто читавшая Булгакова, но уже проходившая его в средней школе.
В амбарной книге Эльвира планировала делать краткие записи о ярких жизненных впечатлениях, вести не то чтобы дневник, ибо вряд ли каждый день такие впечатления обломятся, — словом, писать не по распорядку, а по вдохновению, когда реально хочется высказаться.
Однако жизнь распорядилась так, что вместо этой субъективной байды в амбарной книге формата А4 появилась таблица из восьми столбцов.
Столбец первый: номер по порядку.
Заметим, что в амбарной книге было заполнено шестьдесят четыре листа. На каждом стояло несколько порядковых номеров: 1, 2, 3, 4 и т.д. В некоторых листах таких позиций было шесть, в четырнадцати — семь, на одном — целых восемь. С тех пор, как Эльвира поняла связь напутствий с дальнейшей судьбой их адресата, фактов наберется больше, чем некоторые могут себе представить.
Столбец второй: ФИО.
Подчеркнем, что Эльвира документировала только эпизоды, которые могла отследить. Случайные адресаты напутствий в таблицу не попадали. Открыв свою способность, Эльвира старалась не разбрасываться пожеланиями, но иногда вырывалось: в супермаркете, у банкомата, на народном гулянии. Как звали этих несчастных/ счастливцев, Эльвира, разумеется, не спрашивала.
Столбец третий: время (год, месяц, день недели, час).
Эльвира пыталась установить, как влияет время произнесения напутствия на динамику его воплощения.
Пророчество, озвученное в полночь пятницы, сбылось быстрее, чем произнесенное в семь утра субботы. Посылание ко всем чертям в последний день високосного года с претворением в жизнь зависло до следующего 29 февраля. Да, были у нее некоторые гипотезы, но общую корреляцию установить пока не удалось.
Столбец четвертый: место.
В основном это были локации здешнего города и его окрестностей. Следовало проверить действие напутствий в другом пространстве, скажем, в Москве или за границей. При современных коммуникациях последствия отследить легко, и если окажется, что вне здешней территории дар не работает, то, возможно, он как-то связан с эзотерическим потенциалом волжских просторов. Местные уфологи уверены, что петля в среднем течении великой русской реки, так называемая Лука, кишит паранормальными явлениями, и, если не врут, сталкивались с временными тоннелями. Правда, эти дыры вели в прошлое. Но, возможно, энергетика места инициирует контактёров, способных влиять на будущее.
Короче, связь с пространством надо проверять, но здесь, как вы понимаете, нужны средства на специальное снаряжение и надежные проводники.
Столбец пятый: текст напутствия.
Путем мониторинга ряда эпизодов Эльвира установила, что действуют лишь пожелания, произнесенные по-русски. Иноязычные блес ю и фак оф не работают. Она размышляла, с чем это связано: толи русский язык в целом могуч и изреченные на нем императивы в нужных устах обретают судьбоносный смысл, толи дело в магическом характере отдельных словесных формул, особенно матерных. Конкретное лексическое наполнение пожеланий, как заметила Эльвира, решающего значения не имело. Фраза «всех благ» гробила адресата так же эффективно, как упор на позитив в чем-то конкретном: личной жизни, карьере или здоровье. Действенность формул была связана с общей интенцией: клёво – к худу, хуёво – к добру.
Столбец шестой: реакция.
Эльвира ставила плюс, если реакция адресата была адекватной. Скажем, агрессия при посыле к чертовой матери. Или смущение при пожелании долгих лет жизни. По таблице видно, что, если на установку «клёво» клиент проявлял отрицательную реакцию (например, заявлял «отъебись»), у него появлялся шанс, а именно: плюс в седьмом столбце, который назвался «Выживание».
Восьмой столбец «Награда» относился только к выжившим. Почти у всех, кому Эльвира желала хорошего, в этой графе стоял прочерк.
Таким образом, таблица делала связь между напутствиями Эльвиры, произнесенными по-русски, в определенное время и в конкретном месте, и жизненной перспективой адресата наглядной.
На мысль вести учет людей, чью судьбу определи ее слова, Эльвиру навел один случай, при котором, возможно, и произошла инициация ее странной способности.
Случай был неординарный, и обстановка, как потом, анализируя ситуацию, поняла Эльвира, набита лиминальными символами.
Эльвира окончила факультет культурологии, и если в чем разбиралась, то в символах. Слово «лиминальный» означает «пороговый», знаменующий переход из одного состояния или статуса в другой. К лиминальным обрядам относятся: рекрутские, свадебные, погребальные…
В ту июльскую ночь никого не хоронили, и призыв в армию давно прошел. Но свадьба была.
Да, типа свадьбы. Пикник по поводу соединения двух любящих сердец. Молодежный опен эйр за Волгой с музыкой транс, несметным количеством алкоголя, травы и кислоты, но практически без закуски, если не считать чипсов и вяленого леща. На дворе стояли девяностые – время в высшей степени пороговое.
На той свадьбе Эльвира не была невестой, ее подружкой, гостьей с чьей-либо стороны. Она там случайно оказалась, что называется, забрела и прибилась, гуляя по той стороне Волги, где отдыхала на турбазе. — Звезды сошлись, — как поэтически выразился вдруг возникший на ее пути юноша, на плечах которого играли лунные блики.
Итак, полнолуние, рукав Волги, ласково называемый Воложкой, песчаная отмель. Голый Дима (как потом выяснилось, жених) и его невеста Оля, вдруг вышедшая из камыша с прожектором. В ядовито желтом свете его луча оправдания выглядели пошло. Эльвира сняла Димину руку со своей талии и вложила в Олину ладонь.
— Совет да любовь, — пожелала она и гордо пошла прочь вдоль берега, поросшего ольхой.
Судя по доносившимся звукам, Дима без проблем переключился на Олю. И все у них наладилось.
Но через год Диму застрелили в собственном подъезде. Дело на удивление быстро раскрыли. И заказчика нашли, точнее, заказчицу, которой оказалась Ольга Олеговна Чаманкина, жена покойного.
Некого Лёню, который догнал Эльвиру, удалявшуюся вдоль берега, и, заикаясь, предложил составить компанию, она послала. Да, на хуй. Он обиделся. Мол, за что так грубо, я просто познакомиться хотел. Зато через год Лёня получил контрольный пакет акций НПЗ, потом еще, короче, деньги к деньгам. Но главное, этот Леонид Аркадьевич Мендельсон до сих пор жив.
Вот так, епть.
Осознав силу собственных слов, себе Эльвира не желала ни добра, ни худа. Не подбадривала: ты молодец, ты сможешь. Не обнадеживала: та этого достойна. Не каркала: все образуется.
Чтобы не искушать судьбу, мысли о хорошем лучше выкинуть из головы. Однако посылать себя на хуй, это, согласитесь, как-то слишком, даже в расчете на грядущую удачу…
3. Самоконтроль
Приходилось быть начеку.
Фильтровать базар, помня о последствиях.
Первое слово дороже второго, и нейтрализовать случайно сорвавшееся с языка вербальное добро не получится, даже если тут же послать адресата на хуй.
На вопрос, кто виноват, что один взлетел, а другого закопали, Эльвира могла ответить, указав на себя пальцем. Будто высшая сила назначила ее своим агентом, наделив правом запустить процесс.
Настораживало, что, воплощаясь в жизнь, пожелания меняли знак. На удачу кодировали негативные месседжи, и чем гаже они выглядели, тем зримее был земной успех адресата.
А теперь скажите, кто творит добро, желая зла? Чьи благие напутствия кончаются позором и могилой?
Вот-вот. Не к ночи будь помянут.
Однако ничего сатанинского Эльвира в себе не находила: ни рыжих волос, ни косых зеленых глаз, наводящих морок. Баба как баба.
Происходила она из семьи советских технарей, к потусторонним силам совершенно равнодушных. Родителям Эльвиры было все равно, что отмечать: октябрьские или пасху, которая не обходилась без крашеных яиц и куличей, под видом «Кекса майского» закупаемых в магазине полуфабрикатов. На крещение отец запасался водой, которая раз в год под воздействием электромагнитного излучения меняла свою структуру. То есть становилась целебной. Святой, как считают религиозные люди. Этой водой тинейджер Эльвира протирала лицо от прыщей. Со временем прыщи прошли.
После третьего сбывшегося пожелания Эльвира стала носить серебряный крестик. Иногда заглядывала в церковь поставить свечки за упокой усопших/ убиенных фигурантов таблицы. Храм принимал Эльвиру благожелательно: мягким светом, приятным запахом. Подавая нищим на выходе, она приговаривала: «Чтоб ты треснул». В ответ те крестились и просили набавить рублик.
Словом, была вероятность, что ее пророческий дар к религии отношения не имеет, во всяком случае, никаких знаков, что он от дьявола, высшая сила не подавала.
И очень, кстати, жаль. Будучи бабой, Эльвира не возражала, если бы в нужный момент высший разум дал знать о своем существовании. И ничего не имела против указующего перста, вроде грома, внезапно погасшего электричества, распахнувшейся створки окна, приступа икоты. Любого знака, мало-мальски похожего на намек: придержи язык. Но, видимо, высшую силу устраивал Эльвирин выбор или ей было плевать на судьбу конкретного человека.
И тогда выходит: все дозволено. Разбрасывайся пророчествами, как левая нога захочет. Отвечать придется адресату.
Все дозволено. Да.
То есть, допустим.
Однако не всем. Среди тех, кому дозволено, много таких, что жизнь кладут, доказывая собственную крутость. Эти свое право берут, привлекая все доступные ресурсы, включая силовые.
Но встречаются люди, которым могущество отвалено просто так. Избранные, хотя неясно кем. Им не дозволено, им даровано. Не за какие заслуги. И неизвестно для чего.
Увы, Эльвира была всего лишь бабой: высокой, корпулентной, светлокожей, сероглазой – красавицей, коих полно в здешних местах. Ее рот совершенно не выглядел плотоядным. Напротив, губы у нее были мягкими, пухлыми и пахли земляникой.
Парня, который использовал это поэтическое сравнение, Эльвира послала в жопу, по факту — в Калифорнию, где этот Сергей Петрович Дворянчиков, кандидат наук, успешно пристроился в генетической лаборатории…
С такой, в общем-то, обычной бабьей конституцией сложно находиться в постоянном напряжении. На войне и то бывают передышки.
Хорошо передохнуть там, где не встретишь адресатов пожеланий. На природе: в глухом лесу, чистом поле, диком пляже. Но, если помните, именно дикий пляж в свое время запустил проблему судьбоносных напутствий. Покойный Дима, убийца Оля и олигарх Леонид Мендельсон. И что за отдых, когда прислушиваешься и приглядываешься, не затаился ли человек за ближайшим кустом!
Да и одиночества, по правде говоря, Эльвира не любила. Остоебенило ей это одиночество. Во избежание срывов она и так одна одинешенька сидела дома, отводя душу в сетях, где всем подряд ставила лайки. Цифровые сердечки вряд ли действовали, а от комментариев по-русски она на всякий случай воздерживалась.
Как назло, Эльвира любила живое общение, шумные компании, застолья, тусовки, безалаберную богемную атмосферу, к которой привыкла с юности. С далеких времен невинности, неискушенности. Блаженного неведения роковых последствий случайно брошенных слов. Сколько дров она наломала тогда, сколько жизней загубила. Но и осчастливленных наберется немало. Посылать на хуй без всякой задней мысли считалось тогда знаком доверия, почти что близости. Остается пожалеть, что порой Эльвира посылала не тех, кто был этого по-настоящему достоин.
Вы поняли. Иногда Эльвире приходилось отрываться и в связи с этим сталкиваться с вещами, ослаблявшими самоконтроль.
Опасность алкоголя, особенно в сочетании с травой, была для Эльвиры очевидна. Алкоголь пробивал на эмоции, трава наполняла пространство добротой и развязывала язык. Словом, одно провоцировало другое.
По этому делу Эльвира лишилась Якова Андреевича Забегалова, который реально предлагал лететь на Гоа, чтобы там на сто долларов в месяц любить друг друга под шум океанских волн.
– Как скажешь, дорогой, — брякнула косая Эльвира – Главное, чтоб ты был счастлив!
На Гоа Яшка поехал, правда, без Эльвиры, сказал, устроиться надо, обжиться, пока она деньги на билет скопит, а через неделю пришло сообщение, что его смыло в океан. Хорошо, что Эльвира задержалась, а то как бы она в этой Индии, одна, без знакомых…
Чистый алкоголь провоцировал депрессию, особенно на следующий день. Эльвира щедро разбрасывалась словесным негативом, и если б окружающие не шарахались, поймали удачу за хвост. Люди не ведают, что творят, — эту истину Эльвира понимала, как никто.
Помнится, отдыхали в одной компании. Прекрасные люди: культурный десант поэтов, некоторые из самой Москвы. Эльвира отвечала за организацию досуга, а времена стояли такие, что бизнесмены охотно давали людям искусства бабки, а некоторые предоставляли свои загородные дома. Братве льстило меценатство. Так вот, один такой, Анатолий, задолбал всех своей баней, особенно поэтесс. Литературный критик, солидный мужчина, тертый калач, дал понять Анатолию, что ценит его заботу, но девочки с ним в парную не пойдут, потому что не так воспитаны. Анатолий кивал, типа, понял, а потом снова здорово: пошли да пошли париться. И на утро то же самое, и тогда Эльвира сказала ему:
— Чтоб ты угорел в своей бане!
Реакция Анатолия была адекватной. В поисках ствола, он сунул руку за пояс. Орал, быковал – еле уняли.
Пожелание Эльвиры воплотилось с молниеносной быстротой. После стычки с Анатолием культурный десант вынуждено эвакуировался на попутных машинах. А на следующий день всех настигла новость. В загородный дом Анатолия ворвались неизвестные и застрелили всех, кто там находился: охрану, обслугу и бультерьера по кличке Памир. Анатолий выжил лишь потому, что, набухавшись по-черному, один пошел в расположенную на задах участка русскую баньку, где и уснул под лавкой. Приписав свое спасение высшим силам, Анатолий постригся в монахи…
Как видите, от негативных посылов Эльвиры особого вреда не было.
Самым опасным фактором, сопровождавшим радость живого общения, были как раз люди, провоцирующие на добрые пожелания.
Сами набивались, идиоты. Наливали: произнеси тост для радости. Пожелай нам хорошего. Того хуже: затевали разговор по душам, жаловались, как у них хреново на работе, в личной жизни и экзистенциальном плане. Ежу ясно, зачем такие беседы ведутся. Чтобы услышать слова утешения и надежды. Дескать, все образуется и обойдется. Жизнь полосатая: сегодня хуёво, завтра клёво.
Эльвира пыталась переключить разговор на абстрактные темы, например, движение космических тел, скопление межпланетных газов и гипотезу о природе черных дыр. По правде говоря, она в этом не слишком разбиралась. Беседа выходила натянутой и как бы неуместной. Ну да! Этим остолопам ничего, кроме собственной персоны, не интересно.
Вот и оставалось, притворившись нетрезвой, из лучших побуждений посылать всю компанию в жопу, подтверждая репутацию охуевшей бабы, которую трудно выносить и на будущее разумнее не связываться.
— Кто-нибудь говорил ей дурные слова? Обидел чем-нибудь? С ней, как с человеком, по-хорошему, интеллигентно, а она… Короче, ну ее, эту Эльвиру, на хрен.
Вот она, близорукая неблагодарность! Как все настоящее, доброта Эльвиры выглядела неприглядно. Невежливо и нецензурно. Да. Но ее доброта не сводилась к «бла-бла». В отличие от подавляющего большинства пустых обещаний и беспонтовой брани, слово Эльвиры корректировало реальность. Многие не подозревают, что до сих пор на плаву только потому, что им, недоумкам, охуевшая баба однажды пожелала сдохнуть.
Но разве это объяснишь так называемым хорошим людям, интеллигентным, мягким, с тихим голосом, настоящим подвижникам, вроде Гризельды Игоревны Барсуковой.
Ее Эльвира и видела всего раз в каких-то гостях. Народ гулял, веселился, не успевая бегать за вином, а Гризельда сидела на кухне в уголочке и смолила, как паровоз. Вид у нее был, будто муж бросил: отрешенный. — Пригласили на вечеринку, чтобы развлечь, — подумала Эльвира и затеяла беседу на абстрактную тему высшего образования, типа, каким-то оно станет в будущем, возможно, пожизненным и все уйдет в онлайн.
Она попала пальцем в небо. Гризельду, оказавшуюся доцентом государственного университета, как прорвало:
Ректор назначил себе семьсот пятьдесят тысяч рублей зарплаты. А ведь он ничтожество.
Защищался по истории КПСС и вдруг оказался доктором пед. наук.
К тому же алкоголик, пьет в своем кабинете.
Доценты пашут двойную нагрузку.
Под угрозой сокращения навязали курсы:
«Немедийная коммуникация»,
«Имажинарий российской рекламы»,
«Эвфемизмы в СМИ».
А где взять время на подготовку? На оплату кредитов? На коммунальные расходы? На двадцать пять тысяч рублей?
Черпаешь информацию, где придется.
Студенты прозвали мадам Википедия.
А ведь я, кроме исторической грамматики древнерусского языка,
ни в чем не рублю…
Как такую в жопу послать? В обморок упадет, всю вечеринку испортит.
-Успокойся! Ты еще повоюешь, — вздохнула Эльвира, выбирая выражения. В ответ Гризельда вяло улыбнулась сквозь табачный дым.
Не прошло и года, как Гризельду сократили. Она забрала документы, а по дороге домой ее, расстроенную, сбил автобус, что, впрочем, ожидаемо и предсказуемо.
Удивительным было, что вместе с Гризельдой накрылся университет, который в целях образовательного прорыва влили в технический вуз с режимным отделом и строгим контролем внутреннего распорядка.
Так у Эльвиры появилась гипотеза: если судьба адресата тесно связана с учреждением, то по смежности пожелание распространяется и на этот объект.
4. Никакие деньги
Способность одним словом ниспровергнуть личность, а заодно с ней целое предприятие не каждому дана и стоит дорого. В том числе денег, которых много не бывает. А часто просто не бывает. Приходится, что называется, скрести по сусекам и шарить по карманам, чтобы насбирать мелочи на автобус, стаканчик йогурта и — в идеале — на пачку сигарет.
Деньги, позволяющие поддерживать существование, Эльвира зарабатывала текстами за гонорар. В частности, она писала статейки в орган здешнего минкульта, где обозревала инициативы жителей по облагораживанию среды и заслуги почетных деятелей.
Редактор предупредил:
— Критика приветствуется, но аккуратная, чтобы не затоптать ростки. В целом, культурные инициативы надо поддерживать. Что касается заслуженных деятелей, — добавил он, вздохнув, — то тут, как о покойниках: либо хорошо, либо не берись.
Вот и приходилось хвалить, желая деятелям творческого долголетия, а потом составлять некрологи.
А ведь напутствия Э. Гужовой могли способствовать культурному взлету. Стоило раз отменить цензуру в отношении мата и личных выпадов, и самое большее через год здешняя культура расцвела бы сотней цветов.
Только редактор, считавший себя либералом, не решится на этот единственный реальный вариант культурного прорыва даже по-пьяни. Боится, выгонят его, и инициативы никто не осветит.
Люди не ведают, что творят. Работники культуры в особенности…
Если гробить, раздавая добрые напутствия, то с пользой. Скажем, озвучивать их за ощутимые деньги, которые на условиях конфиденциальности заплатит заинтересованное лицо, далее: заказчик.
Если персона, вставшая заказчику поперек горла, крупная, речь может идти о шестизначной сумме, и это все равно дешевле, чем расходы на рейдерский захват предприятия, и безопаснее, чем услуги наемного убийцы.
Проклятия, как обеспечивающие долговременный успех, обойдутся клиенту дороже. Здесь можно заключить договор о проценте с будущей прибыли или пожизненной ренте.
Послала на хуй, и на все в шоколаде. Адресат и адресант.
Легко, эффективно и без видимой уголовщины. К пожеланиям добра вообще не придерешься. Форма вежливости и больше ничего.
Так, депутату местного заксобрания М. Эльвира пожелала любви и верности.
В день Петра и Февроньи, покровителей традиционной российской семьи, указанный депутат открыл во дворе дома №12 детскую песочницу. На фанерные бортики он пожертвовал собственные средства. На традиционный навес в виде деревянного гриба-мухомора средств, походу, не хватило.
— На кой ляд этот загон? — ворчали жильцы дома. – Чтобы в нем собак выгуливали?
На открытии благотворительного объекта общественность грозилась предъявить претензии: по тарифам ЖКХ, насчет вывоза мусора, траншей, перепахавших двор. Словом, у жильцов дома № 12 накопилось немало вопросов.
Увы, у депутата М.не нашлось времени их выслушивать. Он спешил на открытие еще семи песочниц и двух горок для семейного досуга.
Что старшей по дому Гужовой Э.Г. ответить на это депутату?
На хуй послать?
А не жирно ему будет? Не треснет ли харя от лишней удачи?
У народного избранника и так все клево. Всем известно, кто держит контрольный пакет ликероводочного завода. Прежде водка была как слеза, сорт «Волжская вольница» шел на экспорт. А под контролем М. качество напитка упало настолько, что стыдно на стол поставить, разве по песочницам с горя распивать.
Короче, общественность возмутилась.
И тогда от имени актива дома №12 и, главное, от себя лично Эльвира крикнула вслед депутату:
— Любви и верности вам на долгие годы!
Он оглянулся, кивнул (я вас услышал) и, грациозно сбивая благотворительный песок с итальянских каблуков, полез в персональный автотранспорт.
Вечером того же дня депутат М. скончался в кафе «Прохлада». И при таких, знаете, деликатных обстоятельствах, что во избежание огласки пришлось задействовать серьезные ресурсы.
Тем не менее, гуляют фейки, будто М. потерял голову из-за стриптизера Анхело, на которого положил глаз другой посетитель кафе, криминальный авторитет Б. Видео, где депутат сует в стринги блестящему от масла Анхело сэкономленные на деревянных мухоморах купюры, открывается по ссылке *************
— Вот жук! – писали в комментариях — Не он ли, будучи живым, инициировал закон о повсеместном запрете гей-пропаганды?
Были и жесткие реплики. Такие, что тянут на статьи о разжигании ненависти и вражды.
Экстремисты припомнили покойному, что он голосовал против проверенного годами аптечного этанола «Асептолин».
«Асептолин» 96-ти градусной концентрации на момент запрета сукой М. стоил не больше тридцати рублей за полноценные сто грамм, то есть за пол-литра, если разбавить один к пяти. А ведь его не только внутрь потребляли. На «Асептолине» делали компрессы, травяные настои. Обезжиривали концы электрических проводов. Протирали руки и гаджеты.
В инстаграме, где покойный М. выкладывал фото на отдыхе (ничего особенного: морской пейзаж, открытая веранда, дружеская компания), хейтеры разглядели марки алкогольных напитков: ямайский ром, коллекционный бурбон, самбука.
— Гори в аду! – строчили отморозки. – Собаке собачья смерть. — И прочие мерзости.
Только депутату М. эти проклятия как мертвому припарки. И добрые слова уже по барабану. Контрольный пакет ликероводочного завода перешел новому держателю. Говорят, вору похлеще прежнего. Может быть. Однако этот депутат икс, в отличие от М., пока живой.
Все, господа, идет своим чередом. Поначалу клёво, просто прекрасно, а потом вдруг катится к чертям.
А бывает наоборот: кому хуёво, тот вскорости возрадуется…
Вопрос в одном: как гарантировать выплату гонорара. Как принудить клиента раскошелиться на шести, ладно, для начала — на пяти или, черт с ней, четырехзначную сумму. Вперед, ежу ясно, деньги никто не отстегнет. А когда проявится результат, заказчик может предпочесть спрятать концы в воду.
Любая нормальная баба именно на этом и погорела б.
Только Эльвира была в высшей степени не любой. Она имела дар и знала, как он действует. Однако все остальные – нет. Всем остальным было невдомек, что напутствие необратимо. Однажды посланным в жопу не пожелаешь хорошего. То есть пожелать можно, только этот месседж ни к чему не приведет: ни к удаче, ни к катастрофе. Пророчества Эльвиры были словно джек пот или черная метка: дважды не выпадали. Сказала, как отрезала, назад не присобачишь.
Но поскольку об этой сингулярности знала лишь Эльвира, клиента можно шантажировать повторным пророчеством, например, угрозой добрых пожеланий или аннулированием результатов оных посредством негатива в адрес почти поверженного конкурента. Поверив в магический дар Эльвиры, клиент будет трепетать, ибо ее слово вернее пули: вылетит — не поймаешь, не увернешься, не спрячешься, не убежишь.
Но только раз – в отношении конкретного адресата – один единственный разок. Тсс. Последнее — тайна, которую нельзя открывать никому, поскольку она есть наша страховка.
Всякий обладающий даром боится его утратить.
Один знакомый (имя не назовем, жив пока) трепетал вокруг своей способности мыслить стихами. Эта способность, говорил он, требует особенного состояния. Заброшенности, одиночества, сиротства. Когда вокруг пиздец, а лирический герой как единственная живая душа. Последний поэт, который знает, что если он бросит писать, то окончательно умрет. Или хуже: станет, как все: живым мертвецом, зомби. Рано или поздно, говорил тот поэт, из окружающей жизни исчезнет ощущение катастрофы. Лучше не станет. Ни в политике, ни в экономике, ни в образовании, ни в здравоохранении, ни со свободой слова, совести и собраний. Ничего не наладится, просто притерпится. И он, поэт, тоже привыкнет. Ну а что, собственно? Жилье какое-никакое есть, еда не исчезнет, существование на уровне физиологического минимума обеспечено. Останется лечь на диван и лежать, как овощ, пока не сгниешь заживо.
Кому война, а кому мать родна. Этот фактор при раздаче пророчеств Эльвире следовало учитывать. Но тот поэт, он, в сущности, был честный парень, а честность достойна катастрофы.
Черт с тобой, одаренный поэт! Ради твоих глаз, ради печали, горечи и гнева, от которых они так вдохновенно блестят, Эльвира готова покуситься на стабильность. На устойчивое развитие, на процессы оптимизации в образовании и здравоохранении, поставить под сомнение существование свобод.
Что поделать! Баба!
И чтобы поэту дышалось полной творческой грудью, она от души пожелала:
— Иди на хуй!
Горько усмехнувшись, поэт ответил «спасибо», то есть явил ироническую реакцию, признанную Эльвирой адекватной. Поэтому сработало.
Иначе как объяснить, что с тех пор поэт выпустил шесть новых книг, получил престижную литературную премию и устроился ведущим на оппозиционную радиостанцию, где каждый день заливается о перманентной катастрофе в политике, экономике, образовании, здравоохранении и фактически полном отсутствии каких бы то ни было свобод…
Злоупотреблять даром, конечно, нельзя, но и умирать от жажды над ручьем, глупо. Все равно спасибо никто не скажет.
Позориться, помещая объявления о кодировании на удачу и отсушке, Эльвира, получившая какое-никакое (культурологическое), но формально университетское образование, не хотела. В сетевом потоке эзотерики, пророка не отличишь от шарлатана. Да и лишние следы оставлять не стоило.
Нужен был эксклюзивный и, главное, надежный (так как пришлось бы частично, но открыть ему свои способности, возможно, показать таблицу) канал связи с клиентом. И снова, как при инициации дара, судьба подкинула Эльвире вариант.
Им стал капитан полиции Геннадий Альбертович Карпов, которого Эльвира подцепила на банкете в честь двадцатилетия школьного выпуска.
Остатки бывшего класса встретились на набережной. В люди никто из восьми пришедших особо не выбился и лишних денег не нажил. Поэтому оптимальным вариантом сочли тряхнуть стариной: бухнуть на лавочке с видом на родные волжские просторы. Горючее, кстати, многие захватили с собой.
Однако по-над Волгой задул пронизывающий ветер, а потом и вовсе повалил снег. Пришлось, укрыться в ближайшей стекляшке, где разрешили пить принесенный с собой алкоголь, при условии заказа горячих блюд. Чтобы не возникло недоразумений, договорились: каждый расплачивается за себя.
Официанту Сергею, притащившему шашлык за 600 рублей, Эльвира, которая заказала «кольца кальмаров» (самое дешевое в этом «Солнышке» блюдо), пожелала провалиться вместе с мерзкой забегаловкой.
Она, честно признаться, на этой встрече перебрала. И виноват, кстати, Гена, не забывавший подливать и шептать на ухо разные обещания, вроде дать пару раз стрельнуть из его табельного ствола.
— Если кто тебе по жизни мешает, — говорил Гена, – обращайся.
Эльвира молчала. Да, в начале застолья она себя контролировала: держала язык за зубами, потягивая любовные напитки, что смешивал в ее стакане капитан.
Он оказался настоящий мент, оперативник, решающий проблемы на местности, а не в протоколах. Поэтому до сих пор не майор, хотя по числу обезвреженных преступников заслуживает полковника.
Эльвира не знала, что и ответить на это брутальное хвастовство. В школе Гена Карпов был тихим задротом, боязливым троечником. Двадцать лет, прошедших с тех пор, его, конечно, подшлифовали. Гена, что называется, возмужал и выглядел настоящим детективом, какими их представляют в качественных зарубежных сериалах. Такой, знаете, расхристанный и фриковатый, внешне грубоватый и как бы туповатый, но приметливый и напористый. И, разумеется, совершенно одинокий в личном плане.
Он сказал, что его заводят неприступные и немногословные женщины. От них, по мнению Гены, исходит магическая сила.
— Словечко скажут, жизнь перевернут.
Жаль, по жизни Гене попадались одни бляди да трещотки. Положив жаркую ладонь на Эльвирино колено, капитан принял решение:
— Поехали к тебе!
И тут возник этот Сергей с недожаренным шашлыком, влез, что называется, под горячую руку…
Сейчас на месте кафе «Солнышко» расположена частная галерея. Сергей Баландин служит в ней арт-директором. В многочисленных интервью он рассказывает о нелегком пути современного художника. Поначалу передовое искусство его не только не кормило, но вынуждало терпеть преследования. За перформанс «Жаркое», где Сергей замешивал оладушки на собственной крови, его выгнали с работы. — Представляете, — вспоминает Баландин в беседе с корреспондентом портала «Большая деревня» Анфисой Зильберман, — галерея построена на месте кафе «Солнышко», где я когда-то служил официантом. Фирменным блюдом у нас был шашлык, на который шли… Ну вы, понимаете, — улыбается он. – С тех пор я не ем мяса. Только морепродукты и только в тех местах, где их подают прямо из моря: в Италии, Барселоне и Нью-Йорке.
Слово Эльвиры не воробей: подфартило этому Баландину, да и кафе «Солнышко» повезло. Была обычная стекляшка, стала современная галерея: культурный статус, как ни крути, повысился…
По дороге к Эльвире острое очарование Гениной мужественностью немного развелось. В такси он спросил:
— Наличные есть?
— Голодранец, — решила бы любая нормальная баба.
Однако Эльвира подумала, что иметь в любовниках капитана полиции — шанс. Такой любовник мог стать каналом выхода на клиента, а также охраной. Вот именно. Как всякого человека, не бросающего слов на ветер, ее будет крышевать представитель силовых структур. Сам говорил: обращайся. А что с наличными у Гены туго, это хорошо. Эльвира его материально заинтересует, поделится частью гонорара.
Любовником в ту ночь Гена не стал: не получилось. Гребаный стресс на оперативной работе, нерегулярный образ жизни плюс алкоголь.
По пути с банкета Гена приказал притормозить возле алкомаркета, где взял бутылочку легкого, как он выразился, винца. А жаловался, наличных нет. Видимо, бутылку он изъял, как там у них говорят, реквизировал, злоупотребив служебным удостоверением.
Тот пузырь «Псоу» Гену доконал, и Эльвира просто констатировала факт:
— Эх, капитан, не быть тебе майором!
Гена отреагировал адекватно:
— Погоди, — вздохнул, — не вечер еще, — и отрубился.
Проснувшись, он первым делом вспомнил про табельное оружие и служебное удостоверение. Это его хорошо характеризовало: ответственный. На пороге капитан обещал все наверстать.
— С лихвой, — добавил он, сунув пушку за пояс.
— Иди в жопу! – ответила Эльвира. Так, на всякий случай. Второй раз напутствие не действует, но от лишнего негатива хуже не будет.
Через месяц Гена явился с букетом хризантем и литром мартини: обмывать очередное звание. Похоже, сообщил он, в его жизни началась светлая полоса.
— Не догадываешься, кому ты ей обязан? – в лоб спросила Эльвира.
Гена посерьезнел и ответил:
— Тебе, магическая женщина.
Оказывается, он еще в школе ее приметил, но не смел. Ведь Эльвира была такая – одним словом, звезда, а Гена, что, малявка прыщавый. Эх, признался он, сколько времени упущено.
— С такой звездой, — добавил новоиспеченный майор, — в полковники выбьюсь.
Насчет сексуальной силы Эльвира, как вы помните, прямых напутствий капитану не давала. То был побочный эффект пророчества. После установки «хуёво» у адресата становится «клёво» на всех фронтах.
Гена функционировал вполне. Однако одобрительные реплики партнерши блокировал, стараясь, чтобы рот Эльвиры был все время занят.
— Только не говори ничего, — повторял он.
— Опасается добрых пожеланий в свой адрес, — сообразила Эльвира, хотя не помнила, чтобы говорила своему партнеру об их последствиях. Алкоголь пробивает на откровенность, а после кафе «Солнышко» Эльвира тоже была хороша. Возможно, проболталась.
Но вполне вероятно, что майор Карпов и в самом деле хороший опер: при исполнении, нет ли – причину со следствием связывать умеет.
В таком случае, он реально полезный партнер…
И она объяснила техническую сторону дела. Для разговора предложила вернуться на кухню, допить мартини. Судьбоносность момента подчеркнуть, завернувшись в простыню.
Вобщем, так.
Майор связывается с клиентом и сообщает Эльвире личные данные тех, кого следует аннигилировать. То есть адресатов добрых напутствий. Под видом журналистки Эльвира просачивается туда, где пожелания добра выглядят наименее подозрительно: на пресс-конференции, юбилейные заседания и корпоративные банкеты. В исключительных случаях она берет у обреченного персональное интервью, в финале желая успеха его предприятию. Если он, растроганный, подарит позитивно настроенной журналистке корпоративный сувенир, ручку, скажем, или календарик, то не проживет и дня.
Насчет ускоряющего свойства ответного дара Эльвира преувеличила. О роли ответных презентов, которые, да, ей случалось получать, она прежде не задумывалась. Хрен поймешь с этими сувенирами. Дима с Олей, которым Эльвира напророчила совет да любовь, в ответ вручили бутылку пива.
И она пожалела, что не фиксировала дары в таблице. Кто знает, не упустила ли она существенный фактор.
Ускоренный результат, продолжила она, обойдется заказчику дороже, чем стандартное доброе пожелание в рамках публичного мероприятия. В этом случае адресату отмерен максимум год. Результат будет выглядеть как роковое стечение обстоятельств. Заказанный умрет сам собой: от болезни, несчастного случая, случайной пули от совершенно постороннего лица. Причастность фигурантов, то есть клиента, майора и Эльвиры под силу доказать лишь инквизиции, но ее, слава богу, отменили.
Под этот иронический тост она хлебнула мартини.
И вдруг подумалось, а если б не отменили? Наоборот, взяли и снова ввели охоту на ведьм. И Эльвиру поймали. Допустим, по доносу любовника, майора инквизиции. Выслужиться захотел, полковника получить. Ее взяли, в чем была, в одной простыне. Во время пыток она, само собой, благословит палачей, чтобы те сдохли в адских муках. Вопрос, что выкрикнуть на публичном аутодафе? На что обречь многотысячную толпу?
— Силу моего негатива ты испытал на себе, — напомнила Эльвира, и кивнула в сторону спальни, где на спинке стула висел его китель с новыми погонами. –
Сколько раз тебя обзывали неудачником? Желали, чтобы из капитанов разжаловали, закрыли? Сколько раз говорили: чтоб ты сдох, мент поганый? Ты уж, наверное, и счет потерял. А я сказала – не быть майором – и ты сразу стал. Дальше будет еще круче, как скажу, так и будет. То есть наоборот. От тебя, моего партнера, требуется одно: обеспечить выплату гонорара. А чтобы заказчик поторопился, намекни, что за добрыми пожеланиями у пророчицы не заржавеет и светлая полоса в два счета станет чернее адского мрака.
Гена слушал и жевал, машинально откусывая от палки копченой колбасы. Судя по судорожному движению адамова яблока, сухой и жесткий продукт он проталкивал в глотку с трудом. Чтобы он не давился, Эльвира достала из холодильника водку.
— На здоровье, — бросила она стандартную и в данном случае совершенно безопасную фразу.
Гена вытаращил глаза. Ну, а что вы хотели? Если глотать, почти не жуя, в конце концов – подавишься. Эльвира протянула руку, чтобы хлопнуть его по спине, а он, идиот, шарахнулся и, отчаянно хакая, убежал в ванную…
В кухню он не вернулся. Сбежал, воспользовавшись близостью входной двери. Очевидно, в ужасе, потому что возле дивана остался его мундир со служебным удостоверением, исподнее, ботинки, носки и табельный пистолет. Гена смылся в одной простыне…
Через год Эльвира наткнулась на его след в группе «Вологодский молочник». Под ником Евгений Пискарев отпустивший убогую бороденку бывший майор постил крупнорогатый скот. Эльвира представила, как он трепещет от каждого собачьего бреха. А вдруг это она, магическая женщина, пришла пожелать успеха беглому партнеру? Эльвира попросилась в друзья, и ее тут же забанили.
Эх, опер, утратил ты квалификацию! Теперь мы точно знаем, как тебя найти.
Черт с тобою! Живи!
Правда, какие тут могут быть варианты? Первое слово дороже второго, и установку «хуёво» не отменить. Геннадий Альбертович Карпов заговорен от провала, удача от него не отвяжется.
Останься он на службе, сто пудов стал бы генералом.
Но этот ссыкун предпочел ворочать навоз. Мечтает о цифровом подойнике.
Не будь Гена столь суеверным и проверни с Эльвирой хотя бы одну операцию, купил бы голландский аппарат. И на новый сепаратор имел.
Люди не ведают, что творят.
И благодарности от русских не дождешься.
5. Объективные параметры субъективных состояний
Итак, проклятия Эльвиры предрекали удачу и давали установку на счастье. Однако счастье – состояние субъективное. Каждый понимает его по-своему и на собственный манер кует. Поэтому вид счастья, получаемый адресатом, от Эльвиры не зависел. Она не выполняла желаний, как золотая рыбка, просто запускала процесс. Параметры, условия и обстоятельства счастья определяла, как водится, жизнь и порой комбинировала их так, что с объективной точки зрения счастливый субъект выглядел не столь клёво, сколь стрёмно. То есть чудно. Удивительно, говорили посторонние, как бедолага жив-то еще…
Словом, завидовали…
… когда, пробудившись в свободном графике, ты не терзаешься угрызениями совести. Кто рано встает, тому бог подает, а тебе уже подали, отвалили, поэтому суета и спешка ни к чему.
Тебе и без них есть чем заняться. Например, собрав корзинку провизии, отправиться завтракать на пляж.
С подругой или другом, хоть с тобою.
Шампанское купим по дороге.
Когда-то этот напиток считался дорогим и его употребляли в торжественных случаях. Однако в течение нашей жизни шампанское неуклонно дешевело, а в середине девяностых вдруг оказалась самым доступным из того, что безопасно пить. Речь, разумеется, идет не о донах и вдовах, но вся остальная газировка – полусладкая, полусухая и брют – вполне, особенно на свежем воздухе, в каком-нибудь диком кафе или просто на лавочке.
И если по пути вдруг встретятся знакомые, озабоченно спешащие по якобы делам, мы скажем:
– Идем завтракать на берег. Не составите компанию?
— Как романтично! – ответят знакомые и если не присоединятся, то определенно задумаются, стоят ли их якобы дела чашки кофе с простыми бутербродами на фоне нетленно прекрасного волжского простора.
— Увы, — сокрушатся они, — не можем себе этого позволить. Дела запрещают пить раньше шести.
А тебе позволено. Собственно, ты никогда не спрашивал разрешения быть счастливым. Просто стал им и пребываешь по сей день.
Помните песню? О Волге, что течет издалека и долго, и некий человек любуется мощным течением, стоя/ сидя на ее вечном берегу. В семнадцать лет, тридцать и на седьмом десятке. Так вот это про тебя. То есть про него, счастливого.
Про Севу.
Главное, не сбиться с установки, помнить, ради чего ты просыпаешься. Можно добавить: при любой погоде. Ну а что: обжигающий глоток кофе возле кромки студеной воды, бутерброд, сдобренный вздуваемым ветром песком. Пляжное оборудование убрали, вокруг ни души. Шампанское отдает металлом, серебром, мелочью в дырявых карманах. Засунув в них озябшие кулаки, ты чувствуешь себя почти Рэмбо.
С поэзией у нас ништяк и с памятью тоже. Кстати, Сева тоже сочиняет.
Ну, понятно.
Мы мечтали красиво и звездно,
Вам такое теперь и не снится,
Не случилось, не сбудется, поздно:
Вот и все, что осталось от птицы, —
прочтет он без выражения, кивнув на сражающуюся с целлофаном пляжную ворону.
Строго говоря, это не Севины стихи, просто на память пришли. В девятьсот лохматом их читала со сцены одна девушка, студентка филфака. Но Севина поэзия того же жанра: аллегории и метафоры, выражающие тщетность пафосных надежд, иронически передают мироощущение автора, лично у которого все зашибись.
Знаете, Сева сроду не искал славы. Популярность в узких кругах – пожалуй, но слава… Нет ни одного великого поэта, который ей не тяготился. Свои тексты Сева дарил друзьям и подругам.
Дарил. Что означает: стихотворение твое, и можешь пометить его каким-угодно именем: Петрарка, Ронсар, Донн, Гонгора, Кеведо, Гельдерлин, Кольридж, Бодлер, Верлен, Рэмбо, Уитмен, Лорка, Барков, Державин, Баратынский, Бальмонт, Гумилев, Хлебников, Ходасевич, Бродский или просто: Эд Гарпо.
Иногда Сева писал стихи по частным заказам. Сонеты, дружеские послания, бурлескные оды, мадригалы и эпитафии. — Не торговал я музой, но бывало, — признается он. – Рассчитывались наличкой. Случалось, зелеными.
Свой итоговый юбилей, скажем, шестьдесят четыре года, Сева планировал отметить выпуском книги, содержавшей все, что он за жизнь навалял. Полное собрание сочинений, в котором наберется страниц двести. Книга должна быть произведением полиграфического искусства. Кожаный переплет, золотое тиснение. Чтобы собрание сразу стало раритетом, его напечатают в единственном экземпляре. Фолиант Сева оставит себе, будет показывать поклонникам только из собственных рук и завещает положить в гроб вместе с автором.
Счастье – вещь посюсторонняя и с исчезновением субъекта теряет все параметры, во всяком случае для него самого. В отличие от славы, которая любит наведываться посмертно.
Живой Сева предпочитал удачу.
Представьте ситуацию бытового столкновения с работниками органов, вроде той, что произошла с Севой под новый год. Поскольку празднование ожидалось продолжительное, для разнообразия настроения он отправился прикупить травы. И все обошлось благополучно: встретились, дегустировали, поговорили, упаковали, предупредили о бдительности, поцеловались на дорожку. И Сева пошел бодрым шагом, поскрипывая молодым снежком. Желая сократить путь, решил срезать и в первой же подворотне нарвался на патрульную машину.
Как вы думаете, помогла бы в этом случае слава? Cеву спасли быстрота реакции, нескользкие ботинки и хорошее знание местности. По счастью, он родился и вырос в соседнем дворе, где провел свои детские годы граф Алешка Толстой.
Об этом вспомнили в семидесятые годы прошлого века и сделали там музей-усадьбу. Друзей и подруг детства Севы беспощадно выселили в микрорайоны, но родовой дом бабушки устоял, и окно спальни по-прежнему смотрит на теперь уже музейный дворик. Сараи, понятно, снесли, восстановив колодец и беседку, которых, по словам бабушки, лично помнившей графа Алешку, сроду тут не было.
Но дети по-прежнему галдят. Для них устраивают квест по следам Буратино. Ребятишки норовят заглянуть в забавное окошечко в глухой стене, переходящей в дощатый забор, иные стучат, колотят в стекло любознательными кулачками, не здесь ли спрятан золотой ключик.
Угадали, малыши. Ключик у Севы, только вам он вряд ли пригодится. Дело, дети, не столько в ключе, и даже не в заветной двери. Важно, чтобы ключ в замочную скважину воткнул субъект с чувством юмора. Только он способен обрадоваться ярмарочному балагану в каморке под лестницей.
— А как же золото? — спросит кто-то. Материальные средства, на которые живут и содержат? К этой стороне вопроса Сева относился философски: как пришло, так и ушло – главное, чтобы в кармане что-то звякало. И оно звякало. В иные времена даже хрустело. В конторах Сева никогда не служил, но, если подворачивался веселый бизнес, получал от него удовольствие.
Да, господа, ключик у Севы. И он уже вскрыл им заветную дверцу. Когда его спрашивают, как дела, он отвечает: «Вашими молитвами»…
Однако те, которые завидуют, считая свою точку зрения объективной, давно махнули рукой, а иные даже поставили на Севе крест.
Аргументы они приводят следующие.
Несмотря на свою одаренность и коммуникабельность, Сева катится по наклонной.
В частности, он так не сподобился получить высшее образование. Он учился на трех факультетах – сначала на историческом, потом на социологическом, но даже культурологию, где Севе, с его начитанностью, вообще ничего не надо делать, этот раздолбай похерил.
С бизнесом та же фигня.
В середине девяностых он мог отлично подняться с коллекцией эксклюзивных мужских костюмов. Нашлось даже помещение под бутик. Но Севе так нравился товар, что большую часть барахла он принялся носить сам. И в рюмочной «С добрым утром», которую Сева открыл вместо бутика, был завсегдатаем.
Увы, Сева всегда путал бизнес с удовольствием. И когда перед ним стоял выбор, выбирал удовольствие. Объективно говоря, на удовольствия он спустил все.
Жена Севе попалась дай бог всякому — самостоятельная девушка. Стоматолог- ортопед, с уже наработанной сетью пациентов. Очень хозяйственная. И влюбленная в Севу. Ради этой влюбленности она терпела товарищей Севы по удовольствиям, день и ночь тусовавшихся в их съемной квартире.
Несложно догадаться, что чрезмерность удовольствий в конце концов свела всех Севиных товарищей в могилу.
Он, следует отметить, не был ни на одних похоронах. Оказывается, он не хотел видеть своих друзей в гробу. В его памяти они вечно молоды, пьяны и готовы продолжать банкет. Как вам отмазка?
Севиной супруге определенно повезло, когда они расстались. Она стала главным врачом областной стоматологической поликлиники и приобрела собственное жилье. Дочку тоже вывела в люди.
Сева с девочкой не общался. Бывшая жена поставила условие: взяться за ум. А что вы хотели? Кто доверит ребенка раскайфованному отцу?
Работы у Севы нет, желания ее искать – тоже. Сидит на пляже, ждет, когда поступят предложения веселого заработка, например, зазывалой в аттракционе с воздушным шаром или зав. библиотекой в санатории. Чудеса время от времени случаются. Не все товарищи перемерли.
— Вот, — сказал Севе один из таких, – думаю продать московскую хату, купить списанный теплоход класса ОМ, отремонтировать и отплыть в Австралию. Боцманом пойдешь?
Ха-ха, как говорится.
С таким раздолбаем, как Сева, не то, что до Австралии, до Сызрани не доплыть.
Да, господа, такая у Севы репутация.
И начитанность его – бестолковая. Какого хера он штудирует Педро Кальдерона де ля Барка. Куда эту замшелую ученость присобачить? Так только – эрудицией блеснуть.
Севе, кстати, полтинник, пятьдесят лет, кто не понял. А воз и ныне там – за завтраком на пляже. Стишки, шуточки, анекдотцы. Тридцать лет одни и те же. В сущности, Сева — классический пиздобол.
И признаемся честно: алкоголик.
Сказать, почему он держится за шампанское? Потому что с крепких напитков его стопроцентно заносит в город Бухарест.
Вот такую точку зрения у нас именуют объективной.
Однако счастье, напомним, исключительно субъективно.
Было б счастье, а параметры подстроятся.
Несмотря на отсутствие диплома о высшем образовании знанием художественных текстов, в том числе и редких, Сева затмевал любого профессионала. Он помнил мелочи, которые для концепции произведения не имеют существенного значения, вроде количества рюмок водки, выпитых героем рассказа Бунина «Солнечный удар». Сева наслаждался чтением, как критик Барт. Он нежился в стилистических волнах, подобно Пинчону. Смаковал буквы на бумаге.
Ноутбук-то сломался. Но и когда тот фурычил, Сева в основном слушал с него музыку.
Коллекции костюмов, кстати, ему хватит на всю жизнь. Некоторое количество он все-таки продал. Сева так роскошно носил эксклюзив, что находились желающие приобрести костюмчик с его плеча. Винтаж, черт его дери!
У брюнета Севы практически нет седых волос и полный набор собственных ни разу не пломбированных зубов, так что в костюмчике, скрадывающем возрастные трансформации торса, он себе нравится.
Что касается денег, то здесь нужно научиться правильной бухгалтерии. То есть учитывать не только их приход, но и обязательные отчисления. Долги. Так вот их у Севы нет. При разводе жена не стала подавать на алименты. Видимо, сочла иск ничтожным.
Условия счастья у Севы отличные – бабушкин дом в центре города, до пляжа на великой реке пять минут пешком. Когда этот рай соберутся снести, Сева поторгуется…
А вот другая история. Про Иру, подружку.
Когда Эльвира послала к ее к чертовой бабушке, они поругались, хотя с первого курса были как сестры.
Они были не разлей вода и под видом откровенного разговора никогда не говорили друг другу гадости. Напротив, изо всех сил старались, чтобы подруге было хорошо, радостно и комфортно.
Когда Ира нашла Сэма, тут же познакомила Эльвиру с его другом. Ира сама бы его выбрала, но Сэм, сказала она, ей по темпераменту ближе. Сэм на всю жизнь, посчитала Ира, и все сделала, чтобы Сэм на ней женился.
Друг Сэма по прозвищу Джаггер женился на Эльвире. Джаггер оказался замечательным – кандидатом наук, адвокатом коллегии, правозащитником и барабанщиком сразу нескольких рок-групп. Не послать такого человека, Эльвире не позволило искреннее им восхищение. Поскольку интеллектуал Джаггер к любому высказыванию относился критически, то ей пришлось сфабриковать факт — имитировать супружескую измену и сделать так, чтобы муж застал ее при любовном акте, и не каком-нибудь случайном, а как бы роковом, с другом Джаггера по прозвищу Психоаналитик.
— Пошел к ебеням, — произнесла Эльвира, когда Джаггер открыл дверь их супружеской спальни.
Психоаналитика Ира не уважала, поскольку тот систематически нарушал профессиональную этику. Беспринципный эротоман, Казанова и блядун, — так отзывалась Ира о Психоаналитике. Строго говоря, Эльвира была того же мнения, потому и привлекла его к операции. По цели, как говорится, и средство.
От Эльвиры Ира отдалилась, Джаггера демонстративно пригрела и вскорости нашла ему новую жену. Та изучала авангард и современную литературу, была женщиной широких взглядов, но в быту никогда не материлась.
Другого от Иры Эльвира не ждала.
Еще до замужества они как-то поехали за Волгу. Решили построить на диком берегу шалаш и там переночевать, воплотив в жизнь детскую мечту. Сколько можно тянуть, восемнадцать уже. Вигвам из веток получился супер. В листве лещины плясали солнечные блики, вытянув руку можно было сорвать березовую бруньку. И там, за бутылкой вина «Лудогорское», которую вскрыли посредством проталкивания пробки внутрь, Ира спросила Эльвиру, какая вещь является в жизни главной.
Так вот. Эльвира пожертвовала счастьем, чтобы стал счастлив Джаггер. Психоаналитику тоже ничего не сделалось.
— Всего хорошего, — холодно пожелала ему Эльвира.
— Иди на хрен, — ответил этот прохиндей. Он, сволочь, явил отрицательную реакцию, поэтому до сих пор функционирует, харася и абъюзя доверчивых пациенток, и ничего ему, козлу, за это не бывает.
А свою принципиальную подругу Эльвира публично послала к чертовой бабушке. Отвалила ей счастья.
Ира пошла блистать. Защитила две диссертации, развила бурную просветительскую деятельность, заслужив репутацию эксперта по искусству, сын у нее, весь в маму – известный культуртрегер.
Все у Иры хорошо. Профессорство в университете. Собственное жилье. Поместье в деревне Подгоры. Автомобиль. С Сэмом они как два голубя. Всюду вместе. И так уже три десятка лет.
Правда, в сорок Сэм лишился почек. Сначала одной, потом второй. Но ведь Ира заговорена от катастрофы. Изобрели гемодиализ. Он занимает много времени. Три раза в неделю по четыре с половиной часа. И побочные эффекты. Сэм на этом диализе, как пес на привязи.
Прежде чем на него посадить, комиссия интересовалась семейным положением, типа есть ли кому присматривать за инвалидом первой группы, который в любой момент может впасть в беспомощное состояние. Здесь они, конечно, преувеличили. Сэм без почек даже машину водил. Бомбил на старой отцовской тачке, когда Ирина зарплата заканчивалась.
Познакомившись с Ирой, врачи Сэма зауважали. -Художник, — говорили между собой они.
Сэм от Иры никогда не уйдет, а Ира от Сэма, потому что их связывает нечто посильнее дружбы и любви – пожизненный гемодиализ.
Жизнь корректирует параметры, условия и обстоятельства счастья. Однако самого счастья не отнимает.
Счастье есть.
Было…
Прервано на пике лета 2020 високосного года