Короновирус на велфаре

Выпуск №11

Автор: Александр Гальпер

 

КОРОНОВИРУС НА ВЕЛФАРЕ

Кришна, которая ненавидела Индию

Недавно в нашем офисе индианку по имени Кришна повысили до начальницы отдела. Наверное, Кришна — это обычное индийское имя. Но меня все равно передернуло, когда я к ней прибежал:

— Кришна! У нас тут клиент курит, сидя на подоконнике на 25 этаже.

Кришна посмотрела на меня задумчиво:

— Ну что мы можем поделать? Вызвать полицию? Пожарных? Скорую? Его заберут в психушку и на следующий день отпустят. Перевести его на 20-й или может даже 15-й этаж? Какая разница, на какой высоте он сидит? При желании можно погибнуть, выпав и со второго этажа. Что наши действия могут изменить по большому счету?

 

Есть у нас в офисе водитель-мексиканец с распространенным в Латинской Америке именем Иисус. Есть начальница отдела индианка Кришна. Сегодня вижу — они между собой спорят. Подхожу. Иисус спрашивает мое мнение:

— Алекс! Я говорю, что Трамп — русский шпион, а онa говорит, что нет. На чьей ты стороне? Иисуса или Кришны?

 

Кришна вечно всем жаловалась на работе, как она скучает по своей болеющей маме, которая осталась в захолустном индийском городке. Наконец индианка поехала туда в отпуск и теперь не может вернуться. Дороги перекрыты. Полный карантин. Звонит мне сегодня на рабочий и плачет, что скучает по дочке в Нью-Йорке. Некоторые люди всегда найдут повод поплакать. Слышу, она там на кого-то зло раскричалась. Понял только слово ‘Америка’. Я удивился:

— Кришна! Чего это ты там нашу страну упоминаешь? И что это за звон колокольчиков?

— У нас тут пасется одна священная корова, наглая и полосато-пятнистая, как американский флаг. В нашем местечке ее даже прозвали Америка. Вечно эта негодяйка к нам в огород забредает и все сжирает. Нет на нее управы. Никто её тронуть не может! Сейчас только одна эта сволочь четвероногая может свободно гулять по городу. А всех нормальных двуногих полицейские бьют палками и гонят назад домой.

 

Кришна уехала из родной Индии учиться в США, когда ей было 17. Потом в Нью-Йорке вышла замуж за итальянца и осталась. С тех пор она навещала родной маленький городок раз в пару лет. Сейчас ей уже 52. Моей коллеге очень не повезло. Она застряла на родине из-за карантина. Уже там второй месяц. Индия своих граждан никуда не выпускает. Даже внутри страны никуда нельзя. Даже если от дома далеко отойдешь, полицейские палками бьют, хоть ты и американский госслужащий. В среду Кришна мне звонит и орет: «Я ненавижу эту ужасную, грязную и антисанитарную Индию и всех этих долбаных индусов с их идиотскими святыми коровами!»

 

Хавьер и Фарух

Коллега пуэрториканец Хавьер подошел ко мне. Ну, относительно за два метра. И прошептал, то есть прокричал:

— Я подозреваю, что у иранца Фаруха со второго отдела коронавирус.

— Ну, я его сегодня видел. С чего ты взял? Он не кашляет, не чихает.

— А ты слышал, как он говорит?

— Как?

— Он сдерживает кашель. У него голос хриплый.

— Не знаю. Я ничего такого не заметил.

— Тебе плевать на твою жизнь. Вы, русские, фаталисты.

Хавьер махнул на меня рукой и пошел во второй отдел в другом конце офиса. Слышу оттуда перебранку:

— Фарух! Ты болен! Иди домой. Ты подвергаешь риску свою жизнь и жизни своих коллег.

— С чего ты взял, что я болен?

— Ты говоришь по-другому!

— Как по-другому?

— Ты сдерживаешь кашель!

— Ничего я не сдерживаю!

— Сдерживаешь!

— Нет, не сдерживаю!

— Тебе хочется чихнуть!

— Ничего подобного!

— Убийца! И эгоист!

Хавьер вернулся за свое рабочее место недалеко от меня, обхватил голову руками и расплакался:

— Мы все погибли!

 

Я зашел в офис в 9.30 утра. Обычно он в это время шумит. Последние сплетни, смех, все пьют кофе или завтракают. А тут гробовая тишина. Я прошел один ряд кубиков. Никого. Второй. Никого. Как после ядерной войны. Я увидел, что в третьем ряду в дальнем кубике горит свет. Я подошел. Там сидел иранец Фарух и пил очень ароматный восточный чай с бубликами. Он увидел меня и обрадовался:

— О, значит я сегодня буду не один! Слава богу! Хочешь чайку? Я должен рассказать тебе эту историю. Я служил в армии во время ирано-иракской войны, и как-то мы попали в окружении. А иракцы на этом участке фронта пленных не брали…

Тут нас перебил стук в двери приемной. Это были злые уголовники, которых только сегодня освободили после многих лет заключения. Они хотели продуктовых талонов, чтобы покушать, и направления в ночлежку. Фарух посмотрел на компьютер и надел маску:

— Ладно. Потом расскажу. Я беру на себя того, который десять лет за ограбление банка, а ты того ‘замечательного’ товарища, который жену убил. Вперед! По коням!

 

Разговорился сегодня опять с коллегой иранцем Фарухом. Он рассказывает:

«Летел пару лет назад в Тегеран с пересадкой в Москве. Только Аэрофлот в Иран летает из-за санкций. Самолет опоздал, и следующий рейс был через три дня, и нас поселили в Москве в гостинице. Только я зашел в свой номер — стук в дверь. Открываю — проститутка:

— Мистер! 100 долларов за час удовольствия!

— 100 долларов за час? Это же так дорого! Я простой госслужащий!

— А ты думаешь, это все 100 долларов мне? 40 долларов полицейскому, 40 моему хозяину, бедной девочке только 20 остается. Пожалейте бедную девочку!

Думал, что так как не знаю русского, то мое общение будет ограничено. А в Москве русский знать необязательно! Там море азербайджанцев! Иногда мне казалось, что в Москве вообще одни азербайджанцы живут. Иран и Азербайджан были когда-то одной страной. Я как раз из той части Ирана, где до сих пор говорят по-азербайджански. Ой, как я погулял! Сколько у меня в Москве друзей осталось! В следующий раз на неделю задержусь».

 

Вчера коллега Хавьер поругался с Фарухом со второго отдела, заподозрив его в укрывательстве инфекции короновируса. Сегодня на работу не вышли оба. Означает ли это, что Хавьер испугался заразиться? Означает ли это, что Фарух действительно был болен? А может быть, наоборот?

 

Хавьер мне звонит на рабочий:

— Ну что там Фарух?

— Сидит в своем кубике.

— Я боюсь из-за него приходить на работу. Он кашляет или чихает?

— Вроде, нет.

— Подойди и поговори с ним.

— О чем? И он в маске и я.

— Неважно. Пусть он скажет какое-то длинное и сложное слово. Если все нормально произнес — пускай тогда скажет весь английский алфавит. И слушай внимательно. Есть там спрятанный кашель или нет. Потом сразу мне звони и доложи.

 

К кубику подошел Хавьер:

— Алекс! У тебя хорошая нервная система?

— Не знаю. Не думал над этим вопросом.

— Дебби пришла. Ее выгнали из этого клоповника имени Девы Марии за то, что наркотики продавала прямо в своей комнате. Она с каким-то амбалом. То ли бойфренд, то ли телохранитель. Дебби не хочет ни в какую другую ночлежку. И я догадываюсь почему! Потому что в Марии у нее уже все схвачено с покупателями. А в новом месте пока наладишь. Может, там уже все схвачено, и конкурентка никому не нужна. Дебби все время кричит. Я не могу с ней говорить. Когда сегодня пришло известие, что умер Кевин, со мной что-то случилось. Я ничего не могу делать. Как парализованный. Я дам ей в морду, и этот громила меня убьет. Надо их как-то выпроводить.

Я зашел в приемный кубик. Дебби сразу заорала:

— Почему меня выгнали? Охранник только дал бумажку с объяснением: «За несоответствие правилам проживания в приюте имени Девы Марии». Что это за такие правила? Жить в этом гадюшнике — это честь? Немедленно отправьте меня туда назад!

Я посмотрел на клиентку и ее друга, у которого все руки были в уголовных татуировках. Надо, конечно, ему сказать, чтобы ждал в зале ожидания, но попробуй такому скажи. Охранники все болеют:

— Дебби! Я уверен, ты достойна жить в этом приюте. Но мы даем только направление. Остальное между клиентами и хозяевами приютов.

— Я не выйду из вашего офиса, пока вы не дадите туда опять направление.

— Давай я тебе дам бумажку, что считаю тебя достойным этой высокой чести — быть жильцом приюта имени Девы Марии. Езжай назад в приют, показывай и договаривайся.

— Гениально! Эта идея мне нравится. Давайте быстрее мне эту бумажку, и мы исчезаем!

Я распечатал официальную форму и надписал от руки: «Свидетельствую, что Дебби является замечательным человеком и достойна чести дальнейшего проживания в вашем приюте».

По дороге назад в свой кубик я увидел, как Хавьер сидел и смотрел как загипнотизированный на погасший экран своего компьютера.

 

Ручка

Полтора месяца назад на мой день рождения одна девушка подарила мне дорогую ручку. За долларов 40. Вначале этот подарок жил у меня в рюкзаке, потом перекочевал на служебный стол, а сегодня не подумал и взял его в приемную к клиенту-алкашу и бомжу. Ну, товарищ не промах: когда подписывал ей формы, покашлял на неё так хорошо, а потом даже чихнул. Думаю про себя: теперь надо будет ее разбирать и каждую детальку спиртом протирать. Потом перед уходом клиент говорит:

— Какая у тебя Алекс крутая ручка!

— Бери! Дарю!

 

Левая дворняжка

Недалеко от моей работы дорогая гостиница для животных. Оставить собаку, кошку, хомячка, морскую свинку или поросенка на сутки — 100 долларов. За дополнительные деньги купание, маникюр, то есть педикюр, стрижка. Сегодня увидел табличку: «Скидка для наших постоянных клиентов. Мы выгуливаем ваших домашних питомцев. Не волнуйтесь, они не подхватят коронавирус от какой-то левой дворняжки, ёжика или свиньи! Выгул индивидуальный».

 

Пока только один

Сегодня в нашем центре шум и смех. Все кубики впервые забиты за месяц. Пришли переведенные служащие из других городских центров. Их офисы позакрывали из-за зашкаливающей смертности среди соцработников. У нас пока только один умерший и всего двое в реанимации на вентиляторе. У нас все хорошо!

 

На следующий день

Сижу в кубике. Обстановка в офисе депрессивная после вчерашней смерти коллеги от коронавируса. Каждый сидит в своем кубике и думает: «На его месте мог оказаться я». Прислушиваюсь к моему дыханию. Дышу глубоко. Потом быстро. Теперь медленно. Набираю воздуха и задерживаю дыхание. Пытаюсь уловить кашель. Вирус! Ты где там прячешься? Вдруг слышу, как Мишель со второго отдела закричала на весь офис: «Почему они не закроют наш центр и не отправят нас всех домой? Они хотят нас убить!» Успокоился. Пью чай с бубликами.

 

 

В ПУТИ

Стал недалеко от работы в карманах своих рыться, искать проездной. Обнаружил там флаер выступления какого-то поэта. Кто это? Откуда это у меня? Где мне его всунули, убей — не помню. Бросил в мусорник. Проходил мимо бомж вонючий с тележкой. Увидел рекламу, полез в мусорник, достал, прочитал, сплюнул, порвал ее, бросил назад и покатил свою тележку дальше, ругаясь:

— Достали! Еще один псевдоинтеллектуальный дегенерат, пишущий под раннего Маяковского.

 

Грязный нью-йоркский подземный переход. Опрокинутый мусорник. Крыса с важным видом тащит кусок пиццы. На заплеванном полу сидит молодой белый парень и ужасно играет на гитаре. Инструмент он явно держит в руках первый или второй раз в своей жизни. Никто ему денег в банку и не думает бросать. Прохожу мимо и слышу, как у парня звонит телефон. Он берет трубку:

— Привет, мамуля! Как там родной Огайо? Извини! Сейчас не могу говорить. У нас на работе совещание. Меня недавно повысили. Я теперь начальник отдела!

 

Подхожу к остановке метро. Стоит у входа афроамериканская мамаша с двумя детьми и коляской. Девочке лет восемь, мальчику четыре и в коляске совсем маленький. Говорю: «Давай помогу коляску снести». Она отвечает: «Я коляску сама, а ты Мюри возьми, а то тут ступеньки высокие. Он сам не сойдет». Взял я Мюри в руки, а он дерется и плачет. Боится, что хочу его у мамы украсть. Снес его чуть ли не насильно вниз. Он меня все равно лягнул ногой. На куртке даже след от подошвы остался. А тут и мамаша с коляской спустилась. Поблагодарила. Оставил их у кассы и пошел к поездам. Подходит метро, только сажусь, а меня кто-то за руку дергает. Смотрю вниз, а это Мюри. Блин! Он побежал за мной и бросил маму. Мюри просит: «Папа! Поведи меня в зоопарк!» Взял я его за руку и подвел назад к мамаше у кассы. Она там уже рыдала в истерике.

Иду к клиенту по хипстерскому району мимо местного модного клуба сатанистов. У входа мент выписывает разукрашенный машине штраф за просроченную парковку. Выскакивает председатель клуба и кричит менту, что его убьёт молнией Сатана или поразят ужасные болезни за такие штучки. Мент, не обращая внимания, пишет дальше. Тогда разъяренный сатанист кричит, что выкинет из клуба подругу полицейского. Мент рвёт уже заполненную квитанцию и идёт дальше.

 

Захожу ночью в вагон метро, а там бомж чокнутый и вонючий сидит в одних трусах и новости слушает по радио на всю громкость. А в Нью-Йорке сейчас серьезная зима и даже в пальто не жарко. Все пассажиры жмутся от него подальше. А мне пьяным от него бегать лень. Сел рядом. Бомж попросил закурить, а то ему что-то холодновато. Говорю, что не курю. Он приглушил радио и разочарованно:

— Вот не могу я понять наше безумное время. Никто даже на целый вагон не курит! Никто! Куда этот мир катится?

 

Иду по гетто. На другой стороне шумной четырехполосной трассы нищий и слепой на коляске просит милостыню у водителей. Вдруг слышу, он кричит:

— Алекс! Мой соцработник! Привет! Как дела?

— Ничего, Джек. Я в ноябре к тебе зайду. Поболтаем. Сейчас нет времени.

Иду дальше. Минут через 10 вдруг остановился. Джек же вроде слепой!

 

Возле дома одного из моих клиентов цыганка открыла офис. Проходил мимо нее сто раз. В этот раз любопытство взяло вверх. Цыганка посмотрела на мою ладонь и схватилась за голову. Я испугался не на шутку:

— Что там? Меня завтра задавит машина?

— У тебя была женщина, имя или фамилия которой начинается с буквы «С». Она тебя почти погубила.

— Ну, мое прошлое заполнено роковыми женщинами, но мне кажется, что губил их как раз я. И ни одной из них на букву «С» не было. Все другие буквы как раз были, а вот «С» не было.

— Значит, эта женщина будет в твоем будущем. Тебе надо во чтобы то ни стало ее найти и держаться от нее как можно дальше. Но, возможно, потом будет поздно. Всего $500, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты ее не встретил.

 

 

ЗООПАРК

Альфред сидел по пояс голый. Отчетливо выделялась мускулатура. Было понятно, что это не тот человек, который лежит целый день у телевизора с пивом. Альфред ходил по пояс голый на улице тоже. В любую погоду. И спал так тоже. На стене висели лук и стрелы. Однажды он хотел с луком пройти по улице поохотиться. Но его арестовали на 15 суток, когда он начал только в кого-то целиться. В камере его избили и изнасиловали. Сейчас в его квартире, где мы беседовали, стоял тяжелый запах марихуаны. Прошел кот, худой, одна кожа да кости. Кота звали Свобода. В глазах у бедного животного была такая депрессия, как будто он перечитал всего Достоевского за один день.

— Альфред? Почему Свобода такой худой? Ты что, его совсем не кормишь?

— Я за натуральный порядок вещей. Цивилизация оторвала нас от природы. И людей и животных. Кот — это тигр. Кот должен питаться добычей. То есть мышами. К сожалению, Враги мне не позволяют охотиться, но Свобода обязан.

— А ты уверен, что у тебя есть мыши? Может, это тебе кажется? Мы же тебе только месяц назад обработали квартиру.

— Конечно есть. Я каждую ночь слышу, как они шуршат. А этот лентяй не хочет их ловить. Привык, зараза, к консервам, а там же столько химии. Но я спасу Свободу от этих ужасов цивилизации.

— Альфред! Если я напишу, что ты не кормишь кота, тебя опять арестуют. А ты же не хочешь назад в тюрьму?

— Нет! Нет! Нет! Ни в коем случае. В следующий раз вы придете и не узнаете Свободу. Он будет толстым и напичканным химикатами, как вам всем, Врагам, хочется. Но знайте, что этим вы убиваете Свободу.

 

2 часа дня. Начальница вечером сегодня улетает в отпуск на Карибы. Будут ее опускать в клетке на дно морское, и акулы будут пытаться ее съесть через решетку. Но ничего у подлых акул не получится. Только зубы себе обломают. Мою начальницу боятся наркоманы и зэки. Что ей после этого какие-то акулы? Вдруг она обнаружила у себя на столе бумажку, где нужна срочно подпись клиента. Зовет меня:

— Алекс! Выручай! У меня в 9 вечера самолет. Поезжай прямо сейчас в эту ночлежку под Нью-Йорком. Там еще никто с нашего офиса не был. Какое-то новое прогрессивное место. Новые подходы в лечении пагубных привычек. Клиент должен расписаться в этой бумажке. На две секунды визит. Акул вот я не боюсь, а вот если здесь его подписи не будет, меня возьмут за жабры точно. Короче, один плавник здесь, другой там.

К четырем дня я добрался в эту дыру. Вышел с автобуса и прочел объявление прямо на остановке: «Не прячьте вашу боль! Мы знаем, как вам тяжело! У вас наверняка кто-то из родственников или друзей был убит в перестрелке за последние несколько лет. Мы знаем, что они были ангелами и ни в чем не виноваты. Наша церковь Христа Спасителя ждет вас по воскресеньям с 2 до 4-х. Специальная проповедь для членов семей жертв уличных убийств! Резервируйте места заранее. Количество мест ограничено. Помните! Христос был распят за наши грехи!»

Я почесал затылок. Надо было убраться из этого милого райончика как можно быстрее. Ждать вечером потом здесь полчаса автобуса на пустынной улице не очень хотелось. Я зашел в прогрессивную инновационную ночлежку. Директриса передо мной извинилась:

— Вы не можете сейчас встретиться с Кевином. У нас сейчас воркшоп: «Новое слово в лечении наркозависимости — кошкотерапия». Перерыв через час. Вот тогда он и распишется в вашей бумажке.

— А что мне делать этот час?

— Если вы хотите, можете принять участие в воркшопе. У нас осталось как раз несколько свободных кошек. Будете о нас потом везде рассказывать и рекомендовать вашим клиентам.

Меня завели в зал конференций и посадили в последнем ряду. Ассистентка выступающего немедленно положила мне на колени черную как уголь кошку по имени Макс. Другая, белая Белла, прибежала сама и стала тереться об мою ногу. Я стал слушать лекцию:

— Посмотрите на этих красивых животных! Какие они изящные и мягкие! Посмотрите на них внимательно. Они олицетворяют здоровье, прыгучесть, молодость. Вы не хотите разве стать такими же? Зачем вам гробить свое здоровье наркотиками? У вас есть шанс стать полноценными членами общества.

Белла стала играться с моими шнурками. Макс мурлыкал, когда я поглаживал ему загривок. Ну что же, когда бросает женщина и наркотики не выход, то кошка — неплохая альтернатива. Я бы тоже хотел стать изящной кошкой. Тут я заметил, что Кевин, сидящий в другом конце зала, приторговывает, поглаживая кошку.

— Скажите да здоровью, семье и Богу! И кошкам!

Гладящие кошечек жители ночлежки незаметно передавали ему деньги и назад получали пакетики с кокаином или травкой, не отвлекаясь на милых домашних существ на коленях. Я не мог поверить своим глазом. В сторону Кевина текли доллары. Ладно. Какое мое собачье дело? Я закрыл глаза. В перерыве Кевин подписал форму и сказал, что ему это все надоело и он сейчас угостит кошек валерьянкой. Вот будет умора! Я пожелал ему хорошо посмеяться и поспешил назад в офис. Начальница опаздывала к акулам.

 

После долгих уговоров Эрнесто согласился лечь в психушку. Я стоял в его квартире в защитном костюме на куче мусора высотой более метра. Мусор был распределен по всей квартире равномерно метровым слоем. Так что мы все были на высоте. У входа в квартиру ждали санитары и бригада химической уборки. Эрнесто подписывал последние бумаги. Я положил все в папочку и завязал тесемочку. В резиновых перчатках было дико неудобно. Бригадир в скафандре мне показывал на часы. Их ещё ждал труп в Бронксе. Эрнесто схватил меня за руку:

— У меня к вам последняя просьба, генерал!

Эрнесто почему-то считал меня генералом. Когда-то я безуспешно пытался выяснить почему.

— Да, рядовой, слушаю!

— Где-то здесь мой кот Честер. Он там под низом бесстрашно сражался с крысами, и они его, видимо, загрызли. Я не могу его так бросить на поле боя.

— Не волнуйся! Если мы найдём Честера, то он будет похоронен с высшими воинскими почестями. Он будет посмертно повышен в звании до майора.

— Слово генерала?

— Слово генерала!

— Пожалуйста! Буду вам очень признателен. Честер был настоящим солдатом.

Эрнесто отдал мне честь, и санитары под руки повели его к машине. Как только дверь скорой закрылась, я вздохнул с облегчением. Теперь за него отвечали врачи. Я махнул рукой, как Наполеон при Ватерлоо, и бригада космонавтов с лопатами и пластиковыми мешками набросилась на кучи. Через час все это лежало в грузовике. В одном из этих мешков, видимо, нашёл свой последний покой и майор Честер.

 

Когда у директрисы на столе лежит мое заявление об отпуске, она знает, что можно из меня веревки вить. Можно давать мне самых тяжелых клиентов. Можно тянуть, не подписывая. А я схожу с ума. Билеты уже куплены, чтения организованы. Подзывает сегодня:

— Навестишь в понедельник Бьянку.

— Эту алкоголичку, которую все отказываются навещать потому, что у нее дома удав огромный? Почему я? Я тоже боюсь змей!

— Ну, ты понимаешь, мне из министерства звонят. Спрашивают, чего Бьянку уже год никто не навещает. Может, она квартиру, которую город оплачивает, уже десять раз пересдала. Вернешься во вторник в офис, а твой отпуск уже одобрен. А так не знаю как долго. У меня тут работы завались.

Набираю Бьянку:

— Бьянка! Добрый день. Я к вам приду в понедельник.

— Добрый день. Конечно приходи. Я и Карл будем вас ждать.

— Отлично! Только вот насчет Карла. Нельзя его как-то в клетку или коробку, когда я приду?

— О чем вы говорите? В какую клетку? У меня даже и нет никакой клетки. Я буду на вас жаловаться! Он же мне как сын. Никогда в жизни этого не будет! Карл! Карл! Оставь это виски в покое! Ползи сюда, мой ребеночек! Это человек на телефоне должен прийти в понедельник и хочет посадить моего малыша в клетку. Он тебя не любит! Что мы ему скажем, когда он придет? Что мой маленький ему скажет?

 

В приемную зашел наркоман Винни с кроликом и уселся на стул.

— Какой симпатичный кролик у вас! Как его зовут?

— Его зовут в честь моего родного города — Палермо.

— Какой милый кролик! Можно, я его сфотографирую?

— Пожалуйста.

— Палермо! А ну смотри в объектив! Куда он побежал?

— Вот видите! Мамма мия! Палермо нужно свобода, простор. А куда вы меня поместили? В этой ночлежке повернуться негде! А как там кормят? Он там ничего есть не мог! Вы не любите Палермо! О, мамма мия! Палермо, этот плохой человек тебя, такого милого, не любит!

— Ну, давайте попробуем вас в другую ночлежку. Но предупреждаю, в этой, где вы сейчас, хоть как-то следят за порядком, а как будет в другой, не знаю. Вот недавно в другой ночлежке наркомана за 10 долларов задушили подушкой. Если отпустите там Палермо побегать, может и в супе оказаться. Какой он у вас откормленный…

— А нельзя будет к Палермо охранника приставить?

— К сожалению, у города на это не предусмотрен бюджет.

— В таком случае мы возвращаемся в старый приют. Палермо и суп несовместимы!

 

Винни зашел в кубик, плача:

— Мне надо срочно билет на самолет в Кливленд. Я должен быть там завтра до трех утра.

— А что случилось? Где наш любимый кролик Палермо?

— Мамма мия! Вы знаете, что случилось? Я шел с Палермо мимо автовокзала, и у меня не было денег купить ему морковку. И меня начала мучить совесть, что я свою жизнь загубил, а теперь мучаю, заставил голодать моего любимого Палермо. Какая я сволочь! И ко мне подошла девушка, которая ждала автобуса в Кливленд, и стала гладить Палермо, и я ей сказал: «Пообещайте, что будете за ним следить», — поцеловал его в мордочку и отдал ей. Иду я и плачу, и потом остановился и побежал со всех сил назад, а ее автобус только ушел. Город мне обязан дать денег на самолет в Кливленд. Я даже не знаю ее имени. Я встречу автобус и верну моего кролика.

— Дорогой Винни! У города на такие траты не предусмотрены деньги. Извини!

— Вы меня убиваете. Я знал, что вы мне не поможете. Вы все никогда не любили Палермо! Я мчусь на железнодорожный вокзал. Может, мне удастся зайцем проехать и их опередить! — и Винни вылетел, как ракета, из приемной.

 

На следующий день Винни зашел опять в офис, с опущенной головой и фингалом под глазом.

— Винни! Ну как, ты доехал до Кливленда? Нашел Палермо?

— Меня сняли с поезда в Нью-Джерси. Я сопротивлялся, кричал, что мне надо забрать своего кролика, но меня побили и высадили на каком-то глухом полустанке.

— Жалко. Значит, Палермо уже не найти.

— Не сыпьте мне соль на раны. У меня уже другая проблема посерьезней.

— Что случилось?

— Психиатр, к которой я ходил уже десять лет, которая знает меня как свои пять пальцев, с которой мы уже дошли до самых глубин, с которой я уже понял, почему я люблю арбузы и не люблю дыни, почему я привязался к Палермо, а потом отдал его первой встречной, да еще и так, чтобы невозможно было при всем желании назад забрать, так вот, эта дура уже становится старой, ей уже скоро 70, она вчера заснула прямо на сессии, когда я ей рассказывал про Палермо. В самый ответственный момент! Аж захрапела! Какой ужас! Что за безобразие! Что мне дальше делать? Вы можете с ней поговорить, чтобы она не засыпала?

— Ну что я могу поделать? Она уже в возрасте. Вот-вот уйдет на пенсию. Давай тебе подыщем другого психиатра.

— Нет! Нет! Еще раз нет! Меня больше никто в мире не понимает так, как она! Я ей сегодня даю последний шанс! Я ей расскажу, как я попал в реанимацию и чуть не умер от передозировки героином. Если она опять уснет, то ей больше не видать меня как своих ушей!

 

Когда-то цыган Пирамус был известным цирковым фокусником. Его коронный номер был — накрыть ядовитую королевскую кобру Фифи большой шляпой. Когда он поднимал шляпу, там были белые голуби, которые взлетали и несли через весь зал американский флаг. Зрители, особенной дети, хлопали вовсю. Номер имел сумасшедший успех! Его показывали даже по телевизору и писали о нем в газетах. Потом цыган сел на героин, и голуби начали гадить на флаг, а Фифи уползла из шляпы в зал и вызвала большой переполох среди зрителей. Она, к счастью, никого не успела укусить, но Пирамуса на всякий случай уволили.

Пирамус, опустив голову, покидал цирк, где он провел столько лет. С мешком голубей и огромной банкой из-под соленых огурцов, где сидела Фифи. Сейчас бывший фокусник жил в городском общежитии для наркоманов, куда его поселил город, и не отзывался на телефонные звонки. Я приехал вместе с директором приюта Хосе, поднялись в его комнату. Мы постучались. Никто не отзывался. Хосе повернул ключ. Мы зашли в комнату. Цыган храпел на кровати в окружении своих голубей. На полу валялись шприцы и катались пустые бутылки текилы. По всей комнате летали голуби. Окно было настежь открыто: непонятно, где кончалась комната, а где начинались ветки дерева. Я также не понял, где была Фифи, и меня это очень беспокоило.

Хосе стал оправдываться:

— Мы ему запретили в комнату брать голубей, но они всюду за ним летят. Сейчас вот поселились на дереве напротив его окна, и он их подкармливает, они фактически у него живут.

— А где Фифи, вы не в курсе?

— Какая Фифи?

— Ну, королевская кобра его домашняя. Он с ней выступал. Наверное, тоже где-то здесь.

— Что??!!!! — Хосе вылетел из комнаты, как ракета. Я остался один. Надо было действовать поаккуратней. Мне на плечо сел голубь Грег. Я его узнал по кольцу. Он был лидером стаи. Только бы не нагадил. Можно было подергать Пирамуса за плечо, чтобы он проснулся. Но я не знал, где была Фифи. Может, грелась у него под боком и могла меня воспринять как угрозу хозяину. Также было не совсем ясно, кормил ли он ее. Я крикнул:

— Пирамус! Пирамус! Вставай! Это Алекс! Твой ведущий!!!

Цыган приоткрыл глаза и привстал на кровати:

— Привет, Алекс! Голова так трещит. Текила, конечно, вещь божественная, но так после неё голова трещит. У тебя пивка нет опохмелиться?

— Вначале ты мне скажи, где Фифи?

— Где, где? В банке, наверное.

— Банка пустая.

— Фифи! Фифи! Ты где, девочка моя?

Мы застыли на минуту. Фифи не отзывалась. Он зевнул:

— Уползла змеюка искать на свою жопу приключений! Ну, раз нет пива, так не пропадать же хорошему человеку, — он открыл бутылку текилы и хлебнул.

— Пирамус! А ты ее хоть кормишь? Что-то мне кажется, что голубей меньше, чем в прошлый раз.

— Ну, у меня было денег только на текилу. На мышей уже не хватало. Мыши теперь дорогие пошли. То, что мне город дает, — слезы! Пускай приучается пить текилу. Хорошая вещь! Но я ей плеснул маленько в блюдечко. Не пьет, зараза! Разборчивая. Ладно! Я хочу еще спать! Давай я подпишу бумаги, что ты у меня был и я доволен городскими службами.

Он подписал форму, и я задом стал отходить к двери. Захлопнув, выяснил, что Грег еще у меня на плече и еще, подлец, все-таки успел на рубашку нагадить. Я аккуратно стряхнул голубя и пошел вниз, к директору в офис. Решил идти пешком. Вдруг с некормленой Фифи один на один в лифте окажусь? Я уже предчувствовал, какой здесь переполох поднимется, когда я сообщу Хосе, что здесь где-то голодная королевская кобра гуляет.

 

Подхожу сегодня к дому клиента Мигеля. Он сидит на ступеньках и голубей кормит. Их вокруг него штук 30. Рядом клетка. Я присел рядом:

— Мигель! Как дела? Пошли к тебе домой наверх. Мне надо посмотреть, не пропил ли ты еще свою квартиру.

— Подождите, подождите немного. Подайте, пожалуйста, клетку. Вон, видите того голубя сизого. Он уже близко.

— Вот тебе твоя клетка. А, сизого вижу.

— В этом голубе спрятался дьявол. Мне надо его поймать, отнести его на речку и открутить ему там голову. Тогда черная полоса в моей жизни пройдет.

У меня мгновенно пропало настроение подниматься с Мигелем в его квартиру:

— А с другой стороны… Мигель! Я уверен, что в квартире у тебя все в порядке. Увидимся через месяц, как и положено, а может, и через два или через три. Знаешь, работы много.

 

 

АНТИЛОПА

75-летний Ховард умирал от рака. Никаких родственников у него не было. Химиотерапия не помогла. Он перестал убирать у себя в квартире, выгнал уборщиц, которых оплачивал город, и даже перестал платить за квартиру. Когда к нам в собес пришла копия из суда о его выселения, меня послали выяснить, что там происходит. Я пришел к Ховарду домой. Везде был навален мусор. Бегали мыши и тараканы. В туалете на полу валялись засохшие экскременты. Меня чуть не вырвало. Ховард в кресле-качалке курил сигару. Рядом рюмка и полупустая бутылка виски:

— Ховард! Чего ты не пускаешь уборщиц к себе? Тут же невозможно пройти.

— Алекс! Скажи мне, в чем, по-твоему, смысл жизни? Ты веришь в переселение душ? Кем ты, думаешь, я буду в следующей жизни? Я хочу быть антилопой.

— Почему антилопой? Ее может тигр съесть! Ну а почему мы сейчас говорим об антилопах? Да, ты в курсе, что тебя в следующую пятницу полиция должны выселить отсюда? Ты чего за квартиру не платишь? Все твои манатки выкинут на улицу, а тебя в дом престарелых заберут. У тебя же такая хорошая пенсия. Мог бы запросто заплатить.

— Представляю, как я антилопа, несусь по саванне под жарким африканским солнцем. Вдали пасутся грациозные жирафы.

— Да! Красота! Ладно, я пошел. Распишись в этой форме, что я с тобой разъяснительную беседу провел.

Я вышел на раскаленную нью-йоркскую июльскую улицу. От жары плавился асфальт. Мимо прошла девушка в уж совсем коротенькой юбочке.

 

Звонит клиент Ховард, умирающий от рака:

— Алекс! Меня уже должны забрать завтра в хоспис. Ты можешь взять к себе мою черепашку Дарреллу? Она тебя так любит. Если Дарреллу заберут в приют для животных, ей там будет очень одиноко среди змей и мышей. Они такие нечувствительные и наверняка будут Дарреллу обижать.

— Ховард! При всем моем хорошем отношении к тебе — как она меня может меня любить, если я ее ни разу не видел? Я даже не знал, что у тебя есть черепаха. У тебя дома такой беспорядок. Она вечно где-то прячется.

— Это потому что ты ей нравишься. А Даррела вечно под креслом, где ты садишься, и смотрит на тебя вверх обожающим взглядом.

 

На улице дикий мороз. Похоже, что обморозил руки и ноги, пока ждал автобуса. Кашляю. Нам должны были дать сегодня выходной! Ради чего и куда я ползу? Еле дошел до клиентки немки Хельги. Она всю жизнь преподавала немецкий язык и литературу. Меня послали проверить, жива она еще или нет. Ей уже было за 90, и она все забывала. В том числе и куда положила телефон. После смерти мужа Хельга перестала выходить на улицу и преподавала на немецком романтическую философию двум своим аквариумным рыбкам. Большую она прозвала Шопенгауэром, а маленькую Ницше. Когда я к ней приходил, то зачарованно слушал, как Хельга читает им на непонятном мне немецком, и мои глаза и глаза рыбок умнели одновременно. Ещё у Хельги был превосходный шнапс. Если бы она позвонила в офис и сказала, что я пью у неё, ей бы никто не поверил. Так что я наливал себе и не стеснялся.

Я немедленно плеснул себе по приходу одеревеневшими пальцами. В этот раз в аквариуме плавала только одна рыбка Шопенгауэр. Она смотрела на меня совершенно пустыми и безучастными глазами. Я спросил Хельгу:

— А где же вторая?

— Я не знаю. Я забывала их покормить целую неделю, а теперь здесь только одна рыбка. Неужели??? — и Хельга заплакала.

Я стукнул полной шнапса рюмкой по стеклу аквариума, за которым на меня пессимистичным взглядом смотрел Шопенгауэр:

— Давай по первой! За трагедию жизни и за упокой души друга твоего — Ницше!

 

После пары лет жизни на грязных свалках и в ледяных туннелях метро Фрэнк получил комнату в ночлежке при церкви Свидетелей Иеговы. Чистая аккуратная комнатка. Не пятизвездочная гостиница, зато никакие хулиганы спящего не обольют бензином и не подожгут! Но Фрэнк всегда мечтал о собаке. Директор ночлежки предупредил, что нельзя заводить никаких животных, иначе немедленно выгонят. Тогда Фрэнк поднапрягся и принес кучу справок от психиатров, что ему нужна собака для эмоциональной поддержки. Иначе пойдет, мол, по пути греха. То есть наркотиков и алкоголя. И даже пригрозил самоубийством. Директор был непреклонен! Никаких исключений! Фрэнк пошел в организацию помощи бездомным, и адвокат оттуда позвонил сенатору. Сенатор позвонил в ночлежку, и так у Фрэнка появился белоснежный пудель по имени Коп. Фрэнк открывал ему консервы и приговаривал:

— Что, ментяра? Жрать хочешь?

Через некоторое время Копа Фрэнку стало мало. Он принес документ от ветеринарного психолога, что у Копа депрессия, и ему для эмоциональной поддержки нужна еще одна живая собачья душа.  Директор, естественно, ни в какую. Но Фрэнк по уже знакомому сценарию подключил Общество Охраны Животных, сенатора, и теперь у Фрэнка есть еще большая черная и вислоухая дворняжка по кличке Грабитель. Теперь он ходит по метро и клянчит деньги с тележкой и двумя разноцветными собаками. Дома он высыпает им в раздельные тарелки еду, наливает себе стакан виски и кричит:

— Коп! Жри быстрее, а то Грабитель спиздит!

 

Новые клиенты — новые сюрпризы. Спившийся театральный режиссер Ховард предупреждал же меня, когда я звонил из офиса, что его такса по кличке Теннесси Уильямс не любит, когда звонят в дверь. Ну просто ненавидит и никому не прощает, и гнев ее не знает предела. Чтобы, когда подойду к дому, позвонил по телефону — и он спустится и откроет. Но у меня столько клиентов, что замотался и забыл. Сам виноват! Теперь точно не забуду!

 

Бомж по имени Доллар зашел ко мне в приемную с дворняжкой на поводке, махающей дружелюбно хвостом:

— Ее зовут Молли!

Я почесал собаке загривок. Она еще больше замахала хвостом, довольная:

— Ну как дела, Доллар?

— Ну, разве эта собачка не самое лучшее существо в мире? Это мой самый близкий друг!

— Тебе можно только позавидовать!

— Директор ночлежки Свидетелей Иеговы, куда вы меня направили, сначала разрешил мне иметь собаку, а теперь он ушел на повышение. Он теперь еще более главный Свидетель. А новый Свидетель говорит, что с собакой нельзя. А Молли же мой первый друг. Моя эмоциональная поддержка. Мне психиатр дал даже такую справку. Средство от депрессии и наркотиков. А этому новому Свидетелю это справка ни к чему. Позвоните и поговорите с ним. Не выйду из офиса, пока Молли не отстоим

— Ну как я могу такое сказать? Ни в одной ночлежке не разрешается собак иметь.

— А вы тоже дайте справку.

Ну, делать нечего. Иначе Доллара из приемной не выгнать. Написал на городской форме письмо: «Уважаемый директор! Доллар и Молли — большие друзья! Не разлучайте их, пожалуйста. Сделайте для них исключение. Хорошие друзья на дороге не валяются!»

 

Вначале я услышал стук палочки, а потом в приемную вошла слепая Авигаиль в темных очках, с лабрадором-поводырем по имени Соломон. Соломон лизнул мне руку, зевнул и уснул у ног хозяйки. Клиентка расплакалась.

— Добрый день, Авигаиль. Чем социальная служба может вам помочь сегодня?

— Я не могу так больше! Я с ним все время ругаюсь! Сколько он у меня выпил крови! Соломон — настоящий антисемит!

— А что он сделал? Какая большая и красивая звезда Давида у него на шее!

— Я знаю. Мне все об этом говорят. Но это уже третья. Он их срывает. Он настоящий фашист!

— Ну ему, наверное, неудобно с такой большой. Вот ее и стаскивает. Может, даже кто-то в метро у него сорвал.

— Да? А я ему купила позолоченную кипу. Знаете, сколько стоит? Вы ее видите? Что, тоже сорвали? Мацу демонстративно не кушает. Свет включает даже в субботу. Я уже даже не заикаюсь о телевизоре. Я требую другую, не антисемитскую собаку!

 

Бобби зашел в приемную с тележкой, забитой всяким мусором, и тощей дворнягой по имени Веревка. У собаки был перемотан бинтами хвост. «Опять этот бродяга будет мне два часа жаловаться на жизнь», — с тоской подумал я. Негде ему жить, негде помыться. Столько раз засовывал его в ночлежки, но ему туда не разрешали брать с собой Веревку, и Бобби оттуда сбегал. Город планировал построить приют для наркоманов и алкоголиков с домашними животными только в следующем году. Бобби предпочел ждать, чем расставаться с Веревкой, и спал пока под мостом. Веревка лизнула мне руку.

Тут у Бобби зазвонил телефон.

— Тихо, — он поднес палец к губам. — Это Паскуале, Антони.

Я чуть не упал со стула. Паскуале— один из самых известных нью-йоркских адвокатов. Бобби крикнул в трубку:

— Сто миллионов мало. Проси двести.

Оказалась, Бобби и Веревку сбил мерседес какого-то миллионера, и хоть он пробыл в больнице всего один день, за его дело взялся сам Паскуале, учуяв большие деньги. Значит, физические повреждения и моральный ущерб Бобби и Веревки явно стоили недешево.

Бобби вальяжно расселся на стуле и почесал Веревке загривок:

— Вот получу 200 миллионов долларов, куплю Веревке самые лучшие собачьи консервы. Вот вы умный человек! У вас есть квартира с ванной. Вы не знаете, какие самые вкусные и дорогие?

 

Сегодня первый теплый день года. Навещаю клиентов. Долой куртки и брюки! Да здравствуют шорты и футболки! Присел в парке на скамеечку. Боже, как хорошо! Птички поют. Сакура расцветает. На огороженной площадке для собак веселятся псы. Бегают друг за другом вдогонку и радостно лают. Хозяева им мячики бросают. Ходит работник парка по площадке с лопаткой и совком и собачье дерьмо в пластиковый мешок собирает. О! Это же Дуг! Мой клиент! Я кричу. Он подходит, садится рядом и вытирает пот со лба:

— Дуг! Что ты здесь делаешь?

— Алекс! Привет! Жена выпила мое виски. Я ей разбил эту бутылку об голову. Ее забрали в больницу. Судья мне дал 500 часов общественных работ. Еще два месяца так буду за собаками.

Дуглас угостил меня сигаретой, и мы затянулась. К нам подбежала белка.

 

 

DARK SIDE OF THE MOON1

Юзеф зашёл в приемную с толстой папкой, гордо посмотрел мне в глаза и сел за стол:

— Ну что ты мне сегодня принёс, Юзеф?

— Все думают, что Трамп потеряет свою власть из-за связей с Путиным или романа с порнозвездой или неуплаты налогов. Это все бред! Эти идиоты не там копают!! Здесь собраны все доказательства связи Трампа с марсианскими саблезубыми ящерами. Он от этого не открутится! Теперь ему импичмента точно не избежать!

Клиент придвинул ко мне папку и бесшумно вышел из комнаты. Я открыл папку. Там в основном были чистые страницы. Иногда посередине листа была жирная точка, иногда — тире.

 

Карл сел и сразу заерзал на стуле:

— Чем могу помочь?

— Меня преследуют пришельцы из созвездия Кентавра. Мне надо пять долларов, чтобы купить все компоненты к специальному пистолету, которым я буду от них отстреливаться

— Ясненько. Подождите здесь.

Я пошел к начальнику отдела. Она выслушала меня, чистя пилочкой ногти, и отфутболила к директору. Директор дал мне кучу форм для психиатра, психолога и других социальных служб. Это пару часов, пока их заполнить, а потом ждать, когда они дадут добро, чтобы выделить Карлу несчастный пятерик. Может, еще и не сразу дадут, а захотят дополнительную информацию для принятия решения. Я печально посмотрел на все эти бумаги, вернулся к Карлу, сунул ему пятерку и выпроводил его из офиса.

 

Позвонил хозяин дома, где жил мой клиент Чарльз, и сказал, что Чарли уже несколько месяцев как перебрался в парк через дорогу. Я приехал в парк и исходил его вдоль и поперёк. Везде ещё лежал грязный мокрый снег и валялись автомобильные шины. Где же он? Под мостиком в большой картонной коробке кто-то спал. Я подошел и постучал по картонному ящику:

— Чарльз, вылезай! Надо поговорить!

Из ящика высунулась бородатая голова:

—О! Алекс! Давно не виделись. У меня есть виски. Тебе понравится.

— Спасибо, Чарльз! Не сейчас. Ты мне лучше скажи, чего ты зимой живешь под мостом, когда у тебя квартира теплая через дорогу с ванной и душем?

— Я туда не пойду! Там за мной следит ЦРУ. Оно направило на меня антенны с Луны.

Голова исчезла в ящике. Я развернулся и пошел к метро. Снять городское финансирование этой квартиры? А вдруг Чарльз через неделю решит, что ЦРУ слежку сняло, и захочет вернуться, а хозяин эту квартиру уже сдал другим? Тогда я буду виноватым, что он спит на улице. Хрен с ним!

 

Эдгару крупно не повезло еще до рождения. Его родители баловались тяжелыми наркотиками, и сын уже родился с серьезными нарушениями иммунной системы. Через пару лет замечательные родители умерли от передозировки, и Эдгара бросала жизнь то в детдом, то в больницу, то к бабушке, пока она тоже не умерла. Когда ему исполнилось 18, город снял ему квартиру. Он накупил на все пособие компьютерных игр, где он покорял Вселенную и сражался с инопланетянами, покуривая травку и запивая пивом, и сразу забыл о горечи лекарств, которые ему надо было принимать ежедневно. Через месяц он серьезно заболел, его забрали в центральную инфекционную больницу и поместили в герметичную камеру. Непонятно было, когда он выйдет и выйдет ли вообще. Собес послал меня выяснить, живой он еще или нет, и стоит ли городу оплачивать квартиру за следующий месяц. Эдгар должен были лично подписать кучу форм. Любой мой чих или даже микроб мог его убить. Доктора заставили меня надеть специальный скафандр, продезинфицировали вместе с папкой с документами, и я пошел через длинную трубу в огромном скафандре и потом минут пять пытался зайти в комнату через узкую дверь. Наконец я попал внутрь. Эдгар, как приличный человек, тоже одел скафандр по случаю моего прихода. Он сидел за столом и рисовал комиксы с марсианами. Возле кровати были разбросаны научно-фантастические книжки. Я попытался положить на стол документы и ручку, которая несколько раз из-за тяжелых перчаток выпадала. Мне приходилось с трудом, сгибая колени, ее поднимать. Эх, тяжелая жизнь у космонавтов, наверное. Наконец Эдгар все подписал. Я попрощался, моя перчатка неуклюже пожала его перчатку, и я начал пролезать через дверь назад. Эдгар спросил меня напоследок через встроенный микрофон механическим голосом:

— Как ты думаешь? Я могу попасть в первую колонию на Марсе? Ты можешь мне написать рекомендательное письмо?

И я ему через мой микрофон компьютерным голосом ответил:

— Конечно напишу!

 

Получаю официальную бумагу из больницы. Сообщают, что выписывают клиента по имени Мордехай, и ровно в три часа дня к нам машина его привезет. Просят немедленно принять Мордехая и немедленно направить его куда-то на ночлег. Он не может ждать. Я прочел и задумался. Почему не может в приемной посидеть 15 минут, ну максимум полчаса? Может, что-то с мочевым пузырем или запоры. Никогда еще такого не было. Заинтриговал.

Ну, в три часа дня его жду. Остальных не принимаю. Распечатал заранее направление. Заходит Мордехай, снимает шапку, а под ней маленькая золотистая корона игрушечная. Он, властным командным голосом:

— Вы получили, надеюсь, предупреждение о моем прибытии? Я Король Земли, Марса и прочих планет Солнечной системы. Также я Император всей Вселенной и не могу ждать с прочими смертными, когда вы меня примете и соизволите отправить в ночлежку!

 

Переписываюсь с девушкой на фб. Интересная беседа получается. Неожиданно разворачивается. Начальница:

— Алекс! Даниэль пришел!

Ой, бля! Поплелся в приемную. В голове разговор с девушкой продолжаю. Даниэль не дал опомниться:

— Что это за ночлежка, куда вы меня поселили? Полное безобразие!

— А что такое?

— У меня в комнате полно демонов! Даже в матрасе демоны! Я чувствую, как они на меня по ночам смотрят и сидят на краю кровати.

Мозги медленно нехотя с разговора с красавицей начали перетекать из фб в приемную. Ну я же не психиатр. Чего я должен иметь с ним дело? Спросить его, какие демоны? Сколько? На каком языке они говорили? Был ли у них региональный акцент? Во что они были одеты? Были ли у них рожки? Можно, конечно, но хотелось скорее назад к девушке. Я посмотрел в компьютере, что только освободилось комната в другой ночлежке и распечатал ему направление. Но Даниэль так просто не хотел уходить. Он требовал гарантий:

— А откуда вы знаете, что там демонов не будет?

За что мне это? Я набрал телефон, первый попавший в голову, и спросил:

— Это ночлежка? Хочу послать вам хорошего человека. У вас там демонов нет? Давно изгнали. Отлично!

Довольный Даниэль прижал направлению к сердцу и вышел из приемной.

 

Директриса вызывает к себе в кабинет. Перепугался. Что я сделал?

— Тут позвонили из офиса мэра. Их все время беспокоит твой клиент Мэфью, который неделю назад официально поменял имя и теперь Аполлон. Говорит, что голодает. Ты чего ему помощь не выписал?

Я вспомнил, что осенью навещал Мэфью-Аполлона, и, кроме неизлечимого алкоголизма, у него все остальное было в порядке:

— А чего он мне не звонит? Боится? Да все у него есть! Посмотрите в компьютере! Да мы ему недавно только наличку дали и талоны продуктовые на этот месяц дали! Наверное, опять все пропил.

— Я не могу офису мэра так ответить. Иди его сегодня срочно навести и официально все напиши.

Захожу к Аполлону домой. За время, что я его не видел, многое изменилась. На всю стену висит огромная фотография поверхности Луны. У окна большой телескоп. Клиент лежит на матрасе на полу в доску пьяный. Рядом катается пустая бутылка виски и лежит открытый альбом фотографий Луны.

— Аполлон? Что случилось? Куда ты дел всю свою наличку и продуктовые карточки, что мы тебе дали? Чего ты опять голодаешь и звонишь мэру? Ты хочешь, чтобы меня с работы уволили? Что это за дурацкий телескоп? Ты на него все деньги выбросил?

Аполлон с трудом оторвал голову от подушки:

— Алекс! Не кричите на меня! Я теперь настоящий хозяин недвижимости. Мне телескоп надо, чтобы на неё смотреть и чтобы ее никто не украл.

— Какая недвижимость? У тебя же нет денег на проезд в метро.

— Хозяин винно-водочного обменял мне немного земли на Луне в кратере Шредингера за всю мою наличку и продуктовые карточки. И он еще накинул бутылку виски. Неплохая сделка? А? В самом кратере Шредингера! Самый престижный район!

— Что????

— Не волнуйтесь! У него там рядом кусочек земли для вас тоже есть. Дайте мне ещё продуктовых карточек, и я вам тоже помогу приобрести. Специально для вас в кратере Гагарина. Мы будем соседями!

Аполлон стал листать альбом и показывать фотографии, где будут наши дома.

 

Сижу в кафе на ланче. За соседним столиком два бородатых старика-бухгалтера в профессиональных налокотниках. Один хасид, а другой индиец. Вначале они говорят о финансовых делах в их корпорации, об активах и балансах, но постепенно разговор переходит на религию и выяснения, чей бог добрее и больше прощает. Минут через десять возвращаются к инвентаризации и себестоимости. Устав от цифр, бухгалтеры начали выяснять, кричать и спорить, какой бог жестче и с чьим богом лучше не шутить, индийский или еврейский, даже стали бороться и друг друга за бороду дергать. Тут позвонила начальница, что пришёл мой клиент, который землю купил на Луне, и я убежал.

 

Пришел клиент, который утверждает, что он с Венеры, и поэтому не платит за квартиру. Какой смысл, если скоро за ним прилетят и заберут домой. Зачем зря деньги тратить? Не хочет со мной говорить. Утверждает, что я ему не верю. Хочет говорить с моей начальницей. Ну, пускай. С Венеры он или не с Венеры, у меня от этого получка не больше и не меньше и нервные клетки не восстанавливаются. Пошел к начальнице. Она по телефону болтает с подругой про какой-то сериал, который вчера смотрела. Машет мне рукой, что сейчас занята и чтоб вернулся через 15 минут. Слышу ее возгласы через дверь:

— Представляешь! Она его так любила, а он оказался геем! А какой красивый парень. Кто бы мог подумать? Как закрутили! А потом она влюбилась в другого, а он оказался инопланетянином, да еще и вампиром. Какой неожиданный поворот! Как ей, бедной чернокожей девушке, не везет! Следующую серию точно не пропущу! Я уверена, там ей наконец улыбнется счастье, и она встретит успешного афро-американского доктора или еврея-адвоката и у нее все будет хорошо!

 

____________________

1 Темная сторона Луны — альбом Пинк Флойд.

 

 

УБОРКА. ЧУВСТВО ПРЕКРАСНОГО

Раньше Коннор был дизайнером одежды в известном доме моды. Потом подсел на тяжелые наркотики и сейчас в ночлежке. Там в комнате у него как на свалке. Весь мусор себе таскает. По пояс всякой дряни. Сам в каких-то лохмотьях. Вчера его навещал и вроде нормально поговорили. Правда, крысы пищали и мешали говорить. И я боялся, что ко мне в сумку или на одежду проворные клопы запрыгнут. И запахи, запахи… Бывший дизайнер совсем не моется. Чувствую, что скоро к нему с бригадой химической уборки приедем. Сегодня прихожу на работу, а начальница мне и говорит:

— Звонил Коннор. Жалуется на тебя и просит другого ведущего! Даже требует уволить. У него депрессия. Ты к нему пришёл в некрасивой безвкусной курточке и в дешевых ужасных кроссовках. Это оскорбляет его чувство прекрасного!

 

Звонит сегодня Коннор и рыдает вовсю в трубку:

— Коннор! Что случилось?

— Ну почему они все в ночлежке так одеваются безвкусно? Никакого чувство стиля! Я этого не переживу! Мне это как ножом по сердцу! Лучше убейте меня! Они что, не понимают, какие цвета с какими идут? Они думают, что если здесь умирают от наркотиков, так можно надевать все подряд?!

 

Психиатр отказывается идти к Стенли в квартиру, потому что у него мусора по пояс, страшно воняет, непонятные жидкости в банках с черепами на этикетках и бегают огромные крысы и тараканы. Кто-то даже видел питона приличных размеров. Требует вначале провести уборку, потому что у него в контракте с городом есть право отказаться, если чувствует, что его жизни угрожает опасность. Бригада химической защиты и ветеринарные службы отказываются заходить без рекомендации психиатра, потому что боятся судебных исков. Судебные исполнители боятся заходить без социального работника, потому что только с ним Стэнли пил виски и только ему открывает дверь. А социальный работник уехал на два месяца в Россию стихи читать.

 

Пятьдесят пластиковых мешков мусора насобирали и вынесли. По окончании уборки появился и сам наркоман. Было видно, что ему неудобно, что мы столько возились с его квартирой. Может, даже стыдно. Напряг столько серьезных людей. Он подошел ко мне и стал боязливо извиняться:

— Вы понимаете. Если я иду по улицу, то все, что я вижу, должен притянуть домой. Будь это коробка от пиццы или автомобильная шина. Мне жалко, что вещь вот так лежит бесхозная. Ей же так одиноко! У каждой вещи должен быть хозяин!

 

Вызывает начальница:

— Этот сумасшедший наркоман Джозеф так засрал квартиру, которую мы ему дали, что пришлось заказать бригаду химзащиты. Будут завтра разбираться, что он там нахимичил, и дезинфицировать. Не знаю, что он там варил, но запахи чувствуются на соседней улице. Соседям вниз что-то черное капает. Полиция увидела бочки с нарисованными черепами и не хочет заходить. Провода по всей квартире куда-то тянутся. Вот тебе чек на штуку. Будешь там завтра присутствовать на протяжении всего процесса, смотреть, чтобы они не халтурили. И разберитесь, что там в этих бочках. Отдашь главному химику деньги по завершению. Вот тебе форма, где химики должны расписаться в получении. Вот тебе форма, где Джозеф должен расписаться, что его гражданские права не были нарушены. А вот тебе профессиональный костюм химзащиты.

Я померил скафандр и полюбовался на себе в зеркало. Всегда хотел стать космонавтом.

 

Болтаю с хозяином дезинфицирующей компании во время перекура. Он огромный, толстый, бородатый и весь в татуировках. Одна серьга в ухе, а другая в носу:

— Я просто обожаю дезинфицировать. Поэтому открыл свой бизнес. Это мое призвание! Это то, зачем меня бог создал и принес сюда в Нью-Йорк из лесов и болот Западной Вирджинии. В армии я дезинфицировал дома после наводнения Катрина в Новом Орлеане в августе 2005-го года. А ты в это время тоже там где-то был? Тебе, я вижу, тоже эта работа по приколу.

— Нет. Я в России в это время стихи читал.

— Вот и зря! В Новом Орлеане знаешь сколько трупов было? Ты бы со счёту сбился!

 

 

СОВЕСТЬ КАРЛИКА

Карлик Ричи когда-то хорошо зарабатывал. В самых дорогих барах его бросали на дальность или на меткость в круг — об стену, обитую матрасом. Соревновались, кто его ближе к центру, типа десяточка, кинет. Ричи переодевали в специальный костюм, и он прилипал к тому месту на стене, куда им попадали. Метнуть Ричи стоило целых 30 долларов. За вечер он зарабатывал по пять сотен. У него был новый мерседес, специально переоборудованный, и нормального роста герлфренд, на которую он не жалел денег. Ричи бросали миллионеры и конгрессмены, белые и черные, и даже американские индейцы. Все были довольны!

Потом политкорректные либеральные идиоты сгруппировались с другими завистливыми карликами и провели закон, запрещающий бросание карликов куда угодно. Типа это оскорбляет их человеческое достоинство. Как будто они под дулом пистолета это делают. Ричи потерял работу и герлфренд. Вначале его взяли в цирк. Там его пилил напополам фокусник, а на самом деле он прятался, конечно, в нижнем ящике. Но что этот темный душный ящик, этот гроб по сравнению с авиацией, когда он парил через весь бар, как птица, над головами алкоголиков?

Ричи ушел в рестлинг для карликов. Там ему сломал руку один суровый мексиканский карлик, одетый под супермена, после чего Ричи ушел работать в Макдоналдс, а потом прочно ушел в депрессию и запой. Хотел покончить жизнь самоубийством. Час стоял на крыше. Прислали полицейского, который его когда-то кидал в баре. Тот еле отговорил.

Мы сидим с Ричи у него дома и попиваем пиво. Он показывает фотоальбомы своей молодости. На стене у него фотографии руководства организации «Лига защиты американских карликов». Он допивает бутылку пива и швыряет ее в одну из фотографий. Потом тушит сигарету об глаз другой фотки и горько рыдает. Он хочет их выследить и убить. Ричи говорит мне на прощание сквозь слезы: «Знаешь, отчего я так много пью? Мне недостает этого ощущения, к которому я так привык в барах, ощущения полета!»

 

В приемную зашел карлик Орландо в противогазе и женской одежде. Я помог ему забраться на стул. Орландо снял противогаз и надел повязку:

— Могу я видеть моего ведущего Роберта?

 К сожалению, нет. Он умер от коронавируса месяц назад.

— Ой как жалко! Такой хороший был социальный работник! Нас, карликов, тоже покосил коронавирус. Чуть ли не каждого пятого. Особенно таких, как я — трансгендеров. Знаете, сколько у нас проблем со здоровьем?! Чуть ли не каждый второй погиб. Это чудо, что я выжил.

— Да это трагедия нашего города. Чем могу помочь?

— А сейчас еще погромы. Я шел мимо разгромленного магазина спортивной обуви, а там всю взрослую обувь вынесли, а мой детский размер остался. Ну, я пошел взял себе кроссовки, так меня вначале погромщик толкнул так, что я покатился, а потом полицейский так больно дал дубинкой. Посмотрите, какой синяк.

— Какой ужас! Вы к врачу ходили?

— Да! Надо пойти. Но сейчас я здесь по другому делу.

— Слушаю.

— Мои источники доложили, что мэрия выпустила позавчера постановление о срочной помощи трансгендерным карликам в размере $1000. Вы можете это проверить? Номер указа — 1737B.

 

Печальный и бессмысленный понедельник. Такие были хорошие выходные, веселые, и так все печально окончилось. Я сижу перед рабочим компьютером. Звонила Ира. Извинялась за то, что ударила. Очень извинялась. Со слезами. Но я ее знаю — она не остановится. Эти женщины-драчуны!!! Надо уходить? Оставаться? Проклятый русский вопрос, на который никогда нет ответа. Тут позвонила секретарша, что пришел мой друг — трансгендерный карлик Орландо и ни с кем, кроме меня, говорить не хочет. Я зашел в приемную. Он уже сам успел забраться на стул:

— Ну что теперь случилось, Орландо?

— Меня замучила совесть. Я пошел в церковь и спросил бога: «Орландо! Разве тебя карлица носила беременная девять месяцев и родила, чтобы ты был негодяем-мародером? Я же человек, на которого смотрят как на образец поведения, как на героя и активиста все трансгендерные карлики Америки! И что я воспользовался эпидемией коронавируса, волнениями и погромами магазинов, чтобы разжиться? Это что, все трансгендерные карлики такие, значит? Разве Иисус Христос умер на кресте для того, чтобы я украл последнюю самую дорогую модель кроссовок Найк?

Орландо протянул мне коробку с кроссовками:

— Вот они. Адрес на коробке. Верните их, пожалуйста, в магазин!

 

Автобус «Тарту–Нарва». Слышу, мужчина на заднем сидении говорит по телефону:

— Мало того, что я дискриминируемый эстонский русскоязычный карлик-еврей, так у меня ещё и рак обнаружили. Но хорошая новость, что в начальной стадии. Я полон оптимизма! После того как мне поставили диагноз, я не мог спать в своей огромной постели. Мне казалось, что это огромная чёрная пропасть, которая меня сейчас проглотит. И я сказал себе: «Боря! Ведь могло быть еще хуже! Ты бы мог ещё быть чернокожим!» И тут я понял, что я к тому же оголтелый расист, проснулся в ужасе и расплакался.

 

На улице шел проливной дождь. Я вызвал Uber. Водитель был из Чада в африканской национальной одежде. Кого только в Нью-Йорке не встретишь! В машине стал приходить в себя. Мы выехали медленно из Бедфорд-стайвесант и заехали в Краун-Хайтс. Там на тротуаре нас ждали ещё пассажиры. Карлик-раввин по имени Мендель. Зонтик ему держал сопровождающий двухметровый ассистент-телохранитель-ученик.

Ребе-карлик забрался ко мне на заднее сидение. Ученик — на переднее к водителю. Разговорились. Воспользовавшись тем, что раввин был таких не угрожающих размеров, я сказал Менделю, что когда бог убил слишком много евреев за то, что ели некошерное, он был крупно неправ. Как богу не стыдно? Что бедные евреи ему плохого сделали? Ну, покушали немножко свинины! Ребе объяснил, что эти строчки Старого Завета не надо понимать дословно. Во-первых, бог их убил символически, а во-вторых, если и на самом деле, то они того стоили. Может, среди убитых были геи или фашисты. Сегодня Мендель вёз в лучшую фотолабораторию Бруклина фотографии покойного любавического ребе Шнеерсона (которого в 1992 году съезд раввинов большинством голосов проголосовал считать Мессией) для оцифровки. Потом изображения великого ребе в виде килобайтов и единичек и ноликов потекут по сетям интернета по всему миру спасать, значит, эту грешную Землю. Да, пожалуй, и всю Солнечную Систему. И всем будет хорошо. Кроме геев и фашистов, естественно. Мендель выбрал негатив из кулька и дал мне посмотреть. Я поднес к окну. Мессия на негативе мне подмигнул и показал язык. Мендель важно произнес:

— Ребе Шнеерсон хотел, чтобы мы с тобой пересеклись в этой машине, и я спас твою душу. Я чувствую, что он присутствует сейчас с нами здесь на заднем сидении и просит меня: «Спаси, спаси душу этого русского еврея».

Тут мы подъехали к лаборатории, и ассистент стал помогать Менделю выходить. Водитель-африканец обернулся и спросил их на прощание:

— О, вы — евреи? Я тоже хочу быть евреем. Все евреи богатые. Возьмите меня в евреи!

 

Мендель звонит на каждые еврейские праздники и затягивает в синагогу. Позвонил недавно:

— Алекс! Приходи к нам в синагогу отмечать Пурим. У нас тут будет весело. Много еды, алкоголя. Будет много других русскоговорящих евреев.

— Мендель! Сейчас же коронавирус! Нельзя собираться! Можно заразиться и умереть. В больницах нет мест и нет вентиляторов.

— Ой, что ты начинаешь? Алекс! Я вот карлик, а божья благодать, несмотря ни на что, снизошла на меня, и я счастлив, и молюсь, и благодарю бога каждый день! Бог не позволит ничему плохому с нами случиться, и я так хочу, чтобы ты был ближе к богу. Чтобы твоя измученная иммигрантская душа наконец нашла бога.

— Да я боюсь, если приду, то именно это и случится.

 

Какое-то время назад меня стал атаковать письмами неизвестный русскоязычный поэт Арнольд из Филадельфии. Стихи были неплохие — такие под Пушкина и Бродского. Рифма такая красивая. Закрученные-перекрученные метафоры. Я, правда, никогда не мог дочитать. Не мог понять, зачем мне столько красоты. Не может моя пропитанная алкоголем и собесом душа выдержать такое неудержимое буйство красоты. Но поэт не унимался. И когда меня бросила Алина, я не выдержал и сдался. Я готов был пить с кем угодно. Хоть с чертом. Согласился на встречу. Написал, в каком баре буду сидеть в пятницу вечером. Хочешь — приезжай из Филадельфии, познакомимся.

Сижу жду в баре после работы в Вест Виллидж. Смотрю на девушек. Я никогда их не пойму. То, что у них между ног — это же такое чудо, начало мироздания! Это начало жизненного пути! Начало начал! Это бог! Из-за этого все горе и радости! Арнольд опаздывал. Виски шел как вода. Мир надо мной смеялся. Тут подходит этот филадельфиец и залазит на стул. Я не оговорился. Залазит. Е-мое! Он самый настоящий карлик! Я заказал ему виски. Говорю — пей, раз русский поэт. Не буду разговаривать, если не выпьешь! Карлик выпил рюмку и как начал мне читать свои стихи про березы, ангелов, церквушки на русском Севере. Я не выдержал такого издевательства и как гаркну:

— У меня клиента Луиса посадили, за то, что в метро телефонной камерой снимал женщин снизу под платьем. Какой человек был! Глыбище! А тебе даже ничего нелегального делать не надо. Тебе и так все видно. Нахера мне твои церквушки да ангелы? Пиши о том, что ты видишь в час пик в метро! Ты видишь такое, что другим и не снилось! И Бродский с Пушкиным на небесах будут нервно курить в углу!

Тут Арнольд пошатнулся и грохнулся со стула. Он с трудом приподнял голову. Для него рюмка виски была как для меня бутылка. Печень-то маленькая. Карлик заплакал:

— Я столько к вам ехал. Я думал, вы меня поймёте. Я так старался, — и пополз из бара.

Я зачарованно смотрел, как Арнольд движется к двери. Когда он исчез за дверью, меня начала мучить совесть. Что я обидел такого маленького и несчастного человека? Я выскочил на улицу, но таксист уже забросил Арнольда в машину и захлопнул дверь.