Выпуск №11
Автор: Фиона Сампсон
Перевела с английского: Мария Галина
Комментарии автора (специально к русскому переводу):
Я бы сказала, это поэма о причастности, принадлежности. Где мой «дом» и мои «корни»? Здесь, в херефордширской долине, к которой я так привязана, чью историю и природу я так глубоко понимаю, поскольку росла неподалеку? Или они на самом деле «где-то там», в Австралии, где я никогда не была, но откуда родом мой отец, а значит, половина всех моих предков, вплоть до пра-пра-пра-пращуров? И то, и то зависит исключительно от восприятия — в этой долине мы живем всего лишь четыре года, а в Австралии я вообще никогда не была, и австралийскую родню не видела. Но в то же время оба места вполне материальны и реальны, поскольку в долину я могу исходить вдоль и поперек, дотрагиваться до ее растений и так далее, тогда как половину моих генов дали мне австралийские родичи, и потому я не могу обгореть на солнце и так далее…Так что, да, эта поэма – палимпсест. И она должна работать как палимпсест, иначе она вообще не сработает.
Да, насчет Святого Георгия. Это местная резьба на камне. Здесь уцелело несколько церквей двенадцатого и тринадцатого века, все из красного местного песчаника, знаменитые так называемой «херефордширской школой» романской резьбы. Наивной – и все-таки чудесным образом полной своеобычной жизни – хотя, конечно, неподвижной. И здесь, в этих древних ландшафтах кажется, что архаические предания каким-то образом еще живы – так что я населю эту долину еще и динозаврами, и дикими зверями, мамонтами и саблезубыми тиграми, всеми, кто мог обитать здесь прежде, чем сюда пришли люди.
Комментарии переводчика.
Мне, как особи, принадлежащей нескольким культурам сразу, но так и не обустроившейся ни там, ни там, поскольку до сих пор я не знаю места, про которое я с уверенностью сказала бы «вот мой дом», показалось интересным проследить, как воспринимает себя автор с той же примерно историей наполовину чужака, но чужака скорее принадлежащего двум родинам (одну из которых она никогда не видела), чем не принадлежащего ни одной. Здесь ее ощущение принадлежности, причастности, накладывается на мое чувство непринадлежности и непричастности, отчего задача делается еще более интересной (учитывая зависть переводящей к переводимой). Надо сказать, что при всей видимой простоте текста, его оказалось довольно сложно переводить, я сидела над ним два месяца карантинного времени, понятно, не круглые сутки, но то и дело возвращаясь к нему и уточняя то слово, то два, а то и проходясь по всему тексту сразу так, что от первоначального варианта в конце концов не осталось ничего. То, что вы видите перед собой – пятый примерно, текст прописывался и уточнялся, исходя из того, что там сразу, практически одновременно, несколько ракурсов и времен, и хорошо бы донести это до читателя, что случайные аллитерации и рифмы, коль скоро они есть, могут быть и не случайны… и да, пару лет назад мне посчастливилось повидать эту долину.
PS. Последний фрагмент – отдельный текст, эпилог ко всей книге, но мне показалось, он станет правильным эпилогом и к заключительной поэме.
ФИОНА САМПСОН
Спускайся
моим предкам-иммигрантам
Я хотел знать истинную природу той «чужеродности», в которую я был рожден
Сидней Нолан*
Спускайся туда куда
сужается к
полю последнему
долина ужата
почти заперта
потом отворяется
спускайся
в свет и мрак
систолу и диастолу
воды что тени полощет
под обрывами берегов
уступами полей
вниз отыщи то
место что мнилось помнишь
не укрыт за
деревьями но гордо
в уголке долины
все тот же простой высокий
дом и хотя тебя
они не замечают
чужаки
снуют туда сюда
выходят входят
рты шевелятся бесшумно
словно из-под воды
не прочтешь по губам
но свет обрывается на
обращенных вверх лицах
спускайся туда где
все обрывается на
полуслове колея трактора
ведро у калитки
остались от тех кто ушел
вот этим вот утром
столетья назад
и здесь не сходя
но вдруг
в пантомиме священной
пятится лошадь
совершенно бесшумно
свет пляшет на сбруе
дракон пришпилен
к копью святого
уворачивается
от копыт топчущих
с бесшумным грохотом
непрерывная схватка
врезана в камень где красные
краски подтеки
торопятся в рану
навстречу галопу
крови в ушах
грохоту
или эти
копыта стучат
за рекой
почти исчезая из виду
среди серых ветвей
с бахромой золотистой
омелы
кажется или
и впрямь некто
следит за тобой
звериным испуганным
взглядом
не важно
присядь
сними башмаки
опусти ступни
в эту ленивую красную реку
что болтает пластиковые пакеты
вынося их туда
где древние мышцы
осадочных пород
разрывают
поверхность воды
точно спины
гигантских рептилий
что пришли к водопою
сложив свои гребни и крылья
время уже
подзывает их и
белые тучки
несутся над ними
но ты ни там и ни
здесь и нигде
этой долине
ты еще не знакома
но ты-то всегда знала
этот свет распластанный
на верхнем поле
иероглиф
грушевого дерева
потому что
ты совсем рядом
хотя и вовне
как если бы
с того берега
где некогда и
когда не
ты видишь скажем
парусник вверх
быть может вниз
как пляшет мачтой
белеет флажками чаек
ветхие запахи
унося
вместе с лохмотьями света
и птичьими криками
памяти
дословесной не
по воле своей
по трудной воде
уплывает некто
с тобою в будущее то
где ты и он
никогда не встретитесь
даже в той неведомой
стране в то
долгое одиночество
куда он уносит тебя ту что
не говорит на его языке
но это и значит тоже
свидетельствовать это тоже
причастность
стынуть зябнуть
покуда
юнцу на борту
далекого корабля
снится дитя
парящее в толще воды
бледное личико
волосы колеблются путаются
точно сон
где она слышит
рев кровотока
внизу в глубине
и всю ночь напролет
копает песок веря
она окажется в Австралии
все глубже и глубже
она спускается
и вдруг глянь
вот они белые заросли
красная скала в цвет дома
и она это ты
вот вдали колеблются
словно слезы
исподволь проступают
на кромке зрения
трое детей
идущих простором
в одиночку вместе
туда где пустое небо
встречает пустую дорогу
и это тоже причастность
покуда странные твари
проносятся мимо словно
славословие
и время прогибается
в тот век, где
ты вместе с ними
спускаешься
в будущее туда
куда они не дойдут
останься с ними
в дощатом доме среди роз
куда они наверняка доберутся
и вознесут простые
молитвы на
древнем языке
пока вечерняя река скользит
мимо сияния
вернись
к скале которую
ты никогда не видела
сойди
во тьму и свет
вода стоит оранжевая
розовая терракотовая
в занозах
дощатых хижин
а вот свежесрубленная веранда
к ее перилам
поднимаешься ты вспоминая
что всегда была здесь
в теле обращенном в себя
медлительном в своем
жаре и жиже
в улыбке
незнакомца
кто никогда не
произнесет твоего имени
на языке предков
что в конце концов станет просто
местным наречием
подобно тому как
моет песчаник
вода что течет
под берегами
под полями
неизменными
или совершенно иными
в зависимости от того
кто спускается с холма
среди бледных
созвездий
дикой сливы
не потомки пришельцы
вниз торопятся
верящие в
долину приветствуя
ее лукавый свет
сквозь листву
лишайники
неизбывные сырые
запахи древние
как и там тогда
это тоже причастность
где черный дрозд окликает
в ветвях
здесь и сейчас
или давным-давно
девочка ты
на качелях веревочных
покуда странные
формы движутся мимо
садом цветущим
покуда ветер
наполняет листья
своим дыханьем и вот
те кого больше нет
проходят насквозь
повторяя мир просторен
и всем нам вместе
нужно спуститься
в его долину
СКОЛЬЗЯ ВОЛНОЙ
И вот наконец
ты карабкаешься из сна
словно из темной
долины
к свету
чтобы все
покуда недостоверное
проявилось
на этой высокой луговине
по мере того как
предубежденья
одно за другим
плавятся в полуденном свете
словно тени
ускользают под
растрепанный терновник
не то ли
тебя разбудило
чтобы ты
высвистала на свет
беззащитную
эту
крошечную нагую
жилицу из своего
сонного я
_____________________________________
* Сэр Сидней Роберт Нолан (англ. Sir Sidney Robert Nolan , род. 22 апреля 1917 г. Мельбурн — ум. 28 ноября 1992 г. Лондон) — австралийский живописец-абстракционист и график