Выпуск №1

Автор: Дмитрий Гаричев

 
црб

мы их не тронули, но и не сберегли
что наша зоркость книжная сырая
когда они без нас сюда легли
за сёстрами своими повторяя

ещё мы представляли их себе
нацболками и снайпершами пресни
но кровь не приливала, и в борьбе
о них уже не запевалось песни

на площадях захваченной москвы
в приёмных министерств и корпораций
мы без разбора наполняли рвы
за то, чтоб никогда не повторяться

на праздники они приводят к нам
живых детей в кроссовках на подсветке
сложить в одном углу сухие ветки
к неповторимым нашим именам

***

письменные проклятья, завтрака тёплую часть
я оставлял здесь, и помощь была всегда.

от складских собак, от обрубков, гулявших днём
с жёлтым клеем в одной и отверстым ножом в другой,
как бы краем его пиджака я бывал укрыт.

в класс, где меня тогда считали за дрянь,
я входил не страшась, словно за руку с ним.

или с отцом с театра, в животной тьме
он белел над посёлком, как тысячу лет назад,
и смиряемый ужас не приподнимался с земли.

когда лучшая из живых отказала мне,
я улёгся пред ним, чтобы больше не встать, но и это тоже прошло.

как обманщик, с тех пор я не возвращался сюда.
только пришлёпки из кпрф что-то и относили ему.

ночь капитала, плеск её цифровой
развели нас порознь, что ещё объяснять.

самой гиблой зимой из последних, по рукава в снегу,
от летящей теслы, падающей крипты
некому заслонить меня ни на шаг.

***

все из наших, кто только способен держать
перф, скребок или тестер, в обугленной «шниве» стремятся
вниз по горьковскому, ослепляясь недавней листвой:

на фенолоотвалах, ракетных полях обесчещенных, при лагерях
укреплять этнопарки, бомжфесты за триста.

где стоял нахтиг’аль или чехословаки, теперь их трудом
провисает слэклайн, флаги чайных республик борзеют,
и ненужная радость саднит обесцвеченно высоко.

разве только что прохоров, скрывшийся в ноль седьмом,
не участвует в общем строительстве ни с какой стороны.

в куртке смотрительской, серым закрашен карандашом,
он поднимает над топью и опускает
рукава, тяжёлые от муравьев.

мы вернёмся сюда после всех, обещает он,
на штыках белочехов, отмоем и солью посыпем;
ни один не посмеет сказать, что касался этой земли.
ни один не расскажет, как добрался сюда.

***

ночью, когда они увечили телеграм,
я никак не мог помешать, я лежал один
на своём этаже, раскалённый до тридцати девяти.

сквозь лапшу-алфавит, синей сыпью расползшуюся на полу,
пели без слов истребляемые сервера.

пальцы их поднимались, и флажки двоились назло,
лопались и слипались плотвиные рты,
и нашивки повстанцев вбирала береговая грязь.

так наверное дети, которых поджёг вольнов,
силились ускользнуть через прокси, и не смогли.

в запертых пазухах, сросшиеся в одном
хищном расплаве, кого они пощадят,
стоит только этой преграде не устоять.

А.

на десятый стук по турнику, ночью когда кончилась гроза,
выступает всем по двойнику, подлые их близятся глаза

высунешь ли кончик языка, явятся бесцветные с утра
лествичники с вышек зрк, переставших стрельбищ унтера

так же и на водоочистных, из-за всех железок навесных,
скажешь тоже, выйдут как-никак пластуны в чужих воротниках

на трибунах, тронутых леском, в сквозниках больничных крепостей,
не простеленные и листком, ждут от нас понятных новостей

ты ещё им выучишь стихи, нарисуешь звёзды и орла,
а пока хоть шкурку им стряхни с нашего походного стола