Выпуск №12
Автор: Ефим Гаммер
25 декабря 2019 года. В Иерусалиме зима, а снега нет ни на один сугроб. Тут ничего удивительного. Удивительно другое: точное по дате совпадение двух праздников. Христиане справляют Рождество, евреи – Хануку. О чем только не подумаешь при таком совпадении. Впрочем, за мыслью не угонишься, хотя можно и попробовать.
Попробуем? А почему бы и нет? Подключимся к Йосефу и попробуем.
«Мы привыкли к тому, что сюжет развития нашего мира как бы задан свыше, и идёт по написанному сценарию, никуда не сворачивая. Основанием для подобных мыслей явились пророчества предков, либо наших современников, вроде Ванги. Ей виделось падение башен-близнецов, и сколько бы история ни вихляла после этих видений, башни рухнули, как по предписанию свыше. Но если мы представим, что провидцам даны для лицезрения видеопрогнозы будущего, а не реальные события, тогда всё разом станет на место. В древние времена, да и в дни сеансов ясновидения Ванги, компьютерная техника землян, в отличие от современной, не позволяла изображать на экране чуть ли не реальными зловещие прогнозы на будущее. Поэтому Тот, кто над нами, Тот, кто следит, чтобы мы не разрушили планету, и демонстрирует при помощи провидцев катаклизмы, которые грозят человечеству, если… Вот оно – главное! – представляющее собой всего-навсего коротенькое слово, вводящее нас в условно придаточное предложение. Если…
Ещё в Ветхом завете сказано, что нельзя с безоговорочной точностью предсказывать события, в особенности зловещие, необходимо подчёркивать: это случится, если… В почти неуловимом, как дыхание младенца, «если» намёк на исправление пророчеств. Стоит в настоящем времени тебе, человеку разумному, задуматься о последствиях сегодняшней деятельности, и ты исправишь будущее: этого наказания не последует.
Вдумайтесь в это «если», и представьте, что ждёт наш мир, если… Ведь достаточно, чтобы потепление прибавило всего четыре градуса, чтобы затопило весь мир. Вода в морях и океанах поднимется на 61 метр, и жди новый потоп, если…
Вот и подумайте».
– Если ты подумаешь, то остановишься! Красный свет!
И впрямь, светофор на выезде из Иерусалима, словно по уговору с Мирьям, переключился на красный свет, позабыв о жёлтом – предупредительном. Или не позабыл? Не проще ли прикинуть, что за размышлениями вслух ты на какое-то время отключился от реальности, и вот – на тебе, человек разумный! – оконфузился на глазах у жены. Но лучше так, чем нарываться на штраф.
– Лучше так… лучше так, – врубилось в голову, и опять непроизвольно вырвалось из мыслей не свободу.
– Заговариваешься? – сказала жена. – Говорила тебе. Перестань увлекаться роликами о пришельцах, они тебя…
– Пришельцы? – Йосеф глубоко затянулся сигаретой, и выпростал руку за окно, чтобы стряхнуть пепел.
– Ролики лишат ума, и приведут в психиатричку.
– Брось!
– Это ты брось!
– А-а, – он махнул рукой, и чуть было не задел боковое зеркало присоседившегося почти вплотную «Мерседеса» с тонированными стёклами окон. Оглянулся: кто пожаловал? Олигарх какой? Слишком редко доводилось встречаться на дорогах с таким дорогущим заморским гостем.
«Не иначе, как прокатный, – подумал Йосеф, разглядев на дверце знак фирмы «Хертц». – Живут же люди».
– Опять заговариваешься? – ввернула сзади Мирьям. – Помолчал бы, а то услышат.
– И что?
– Да ну тебя! Я бы с тобой в разведку не пошла, – пошутила Мирьям и внезапно вскрикнула от испуга. – Ой! Господи! Дети!
Йосеф тревожно посмотрел на жену: лицо белое, глаза – расширены, и дрожь в руке, направленной к трогающемуся с места «мерсу».
А оттуда:
– Мама! Мамочка!
– Лиля! Катя! – толчок в плечо. – Гони!
Йосеф и помчал.
Но разве угонишься за «мерсом»? Междугороднее шоссе – лети, как на сверхзвуковом. Сигналь – не сигналь, не остановится. Больно нужно ему, похитителю детей, срок мотать! Рванёт в два раза быстрей, и затеряется в потоке машин. Остаётся идти, как ищейка, по следу до самого его убежища, и уже там поговорить по-мужски, с проверкой зубов на прочность. Впрочем, против лома нет приёма. Глядишь, и пистолет окажется у вражины: Израиль – у каждого второго личное оружие. Не правильнее ли подключить полицию к выяснению отношений? А вот и патрульный форд: дожидается на обочине свиданки с нацеленным на лихачей радаром.
– Мира! Беги за помощью!
Секундная остановка, и вновь на газ. Но на глазах у полиции не разгонишься, соточка – предел. Другое дело, после поворота на Бейт-Шемеш. Тут вроде бы локаторами небо не занавесили. Можно прибавить. Но и «мерс» не лох, тоже прибавляет. Километр, другой. И – на тормоза! Вильнул в сторону, завлёк на стоянку к разбросанным там и здесь коттеджам. Мотель? Оно и видно, мотель. Этакий причудливый, деревенского типа. Маленькие особнячки с палисадником, коровка в виде живого памятника природе пасётся на травке, куры подле неё квохчут. Рай земной по определению кибуцников – не хватает только Адама и Евы. Да и дерево познания добра и зла не помешало бы украшению библейского ландшафта.
Насчёт добра Йосеф был в настоящий момент не в курсе, а что касается зла…
Хлопнув дверцей, он кинулся за водителем «мерса», и перехватил его у входа в коттедж. Занёс кулак, развернул лицом к себе. И опешил.
– Папа! – девочки встревожено вцепились ему в пиджак. – Папа, не бей папу!
И впрямь. Как бить, когда столкнулся с самим собой. Один к одному: рост, причёска, цвет глаз, родинка на виске. Отличие разве что в костюме: куртка вместо пиджака и брюки в полоску.
– Ты – кто?
Девочки:
– Спроси у своего папы.
– Брат? Близнец?
Девочки:
– Спроси у своей мамы.
– А мои дети – мои?
Девочки:
– У своей жены и спроси.
Детям, судя по всему, не в новинку такая путаница. Давятся от смеха, пальчиками балуют – длинный нос показывают.
– Папа дурит папу.
– Главное, чтобы не подрались.
– Мы не подерёмся, – заверил дочек незнакомец. – Объясню, кто есть кто, и он угомонится. Но прежде в дом.
В домашней обстановке, за чашечкой кофе, проще объясняться. Проще или не проще, но Йосефа как-то отпустило, обдувая ароматизированным холодком кондиционера. И он стал улавливать прежде незаметные различия в тембре голосов девочек. Лопочут складно, по-русски, но это и не удивительно: родились в России. Но почему нет в их словах текучести, привносимой в речь ивритом? Будто в школу не ходили. Или? Ходили. Но не в ту школу. Однако… и это совсем дико… даже не хочется думать.
– Не догадался?
Незнакомец щёлкнул пультом, включил телевизор с встроенным интернетом. Прогуглил имя и фамилию гостя.
– Зачем тебе это? – спросил Йосеф.
– Для сравнения, коллега.
– Не понял.
– Всему свое время.
– И всё же…
На экране появился портрет Йосефа, под ним биографические данные. Родился… учился… работал… репатриировался в Израиль, где совместно с женой сменил имя на еврейский лад, чтобы соответствовать хотя бы в звуковом ряде праотцам. Она из Марии превратилась в Мирьям, он из Иосифа в Йосефа.
– Теперь понял?
– Причём здесь смена имён?
– Притом, что я по-прежнему Иосиф, а жена моя Мария. В этом всё наше различие.
– Ты – это я?
– Я – это ты. А между нами разделительный забор, проще говоря, право выбора. Божье наследие, между прочим.
– Право выбора?
– Именно.
– Выходит?
– Я – это ты, но из параллельного мира. В тот момент, как ты двинул в Израиль, я остался в России, вернее, в параллельном по отношению к тебе миру. Словом, и к той России, из которой ты уехал. Так что я тот, кем в настоящий момент являешься ты, если бы не сменил имя и не уехал в Израиль.
– Как же ты оказался здесь?
– Жена в больнице. На содержании. А детишек взял на променад, чтобы отошли от переживаний. Одна требует братика, а другая сестричку.
– Подожди со своими проблемами. Я спрашивал: как ты оказался здесь?
– Это не сложно. У нас продвинутые технологии. Всего одна флешка, и путешествуй без всякого.
– А таможня?
– Между мирами нет таможни.
– Мне к вам тоже можно?
– Сейчас только глазком. По альтернету. И не только к нам, а ко всем своим единокровным альтернятам. Потом… – немного замялся, но преодолел смущение и сказал: – Посмотрим на твое поведение. Если без свиха, то научу, как путешествовать по разным мирам. И увидишь себя, ненаглядного: кем сегодня являешься в иной реадьности, если бы…
– Условно придаточное?
– Оно самое. Да, впрочем, и вся наша жизнь условная. А на добавку и придаточная к условной реальности.
– Что-то сложно для понимания.
– А понимать и не требуется. Требуется действовать.
– Это как?
– Так! Вот тебе пульт, и нажимай кнопки. Шлёпай по цифиркам, раз, два, три и в дамках. Но на забронированную для меня нулёвку красного цвета не нажимай. Выключишься.
– А ты?
– Пойду девочек укладывать. Умаялись в дороге, пора отдохнуть.
Неопределенность – странное чувство: вроде предоставлен сам себе, на столе пульт и жми на кнопки. Но ведь умом не постичь, куда выведёт та или иная кнопка. Легко сказать, когда ты специалист: «нажимай». Это все равно, что предложить броситься в омут.
Эх, где наше не пропадало!?
Кнопка податливо ушла в панель, и на телеэкране возникла панорама Дамаска: кривые улочки, базар, железные ворота в подземное сооружение. Что это? Напоминает командный пункт. Чужие лица, чужая речь, чужая военная форма. Дальше – больше. Среди офицеров чужой армии Йосеф различил себя самого, и тоже с погонами на плечах. «Какого я звания? Ага, майор! Но чего вдруг? А-а… после универа предложили идти по военной стези. Помнится, я тогда отказался. Выходит, не откажись, ходил бы сегодня в советниках у сирийцев и командовал… Да, а чем я командую?».
Йосеф прибавил громкости и услышал собственный приказ: «Пуск!»
Огненные всполохи. Металлическая сигара, оставляя за хвостом шлейф дыма, ушла в небо.
Сквозь помехи послышалось: «Запуск успешно завершён. Ракета легла за заданный курс».
Подумалось: «Заданный… Какой это, заданный? Куда заданный? Не на Израиль ли? Чёрт! Такая альтернатива нужна только моим врагам».
Йосефа передёрнуло. И чтобы избавиться от наваждения он надавил на следующую кнопку.
О, здесь восхитительная немота интима. Поцелуи, объятия, обнажёнка. С кем это он? Не иначе, как с Алёнкой. Эх, Алёнка, Алёнка, родная душа! Вместе учились, вместе собирались обустроить жизнь. Но… когда зашёл разговор об Израиле, пришлось расстаться.
«Родину не выбирают!», – сказала она.
И если бы он пошёл на поводу у Алёнки, то сегодня…
Йосеф задумчиво смотрел на свою первую любовь, испытывая чарующее томление. Казалось бы, захоти и переметнёшься в запредельную нирвану, в мир, полный любви и исполнения желаний. Но вдруг краем глаза приметил на стоянке полицейскую машину.
«Мирьям!» – ахнуло в нём. И инстинктивно, чтобы жена не застала его за просмотром сцен реальной измены с давней соперницей, выключил видик, нажав на кнопку с красной нулёвкой. «Попробуй объясни ей, что это не по-настоящему», – вспыхнуло в мозгу. А когда погасло, он обнаружил себя в незнакомой больнице, в палате рожениц, у кровати своей жены.
Но, нет, её звали не Мирьям. Её звали Мария, как до репатриации в Израиль. Она бережно прижимала к груди посапывающего младенца, и, счастливо улыбаясь, говорила безумолку.
– Оставили на сохранение. А его, – поцеловала ребенка в лобик, – потянуло на свет. Что ему медицинские предписания? Захотел родиться, вот и родился.
– Мальчик, Мария?
– Мальчик, Иосиф! После двух девочек в самый кайф.
– А как назовём?
– Тут и думать нечего, если мы не в Израиле. Не зря же Андрей Белый написал: «Россия, Россия, Россия – Мессия грядущего дня».