Выпуск №13

Автор: Максимилиан Неаполитанский

 
Об ep-альбоме «Земли́», созданном в проекте с поэтами Кариной Лукьяновой, Жанной Разумеевой, Анной Родионовой, Анной Фроловой и музыкантами аудио-визуального дуэта Crimson Butterfly.

Четыре текста – четыре композиции – образуют природу голосов и звучаний, единую и тождественную себе. Это – рождение Леса. Эксперимент с подобным совмещением уходит от центра – главным становится не человек, а место. Место, которое живёт, важнее – присутствует («топос – это и есть наблюдатель», – слышится в «осыпании земляных покровов»). Опыт нечеловеческого производства, подражающий звуковому ландшафту, переносит не то в холодный мир тёмных экологий и живых материй, не то в новую среду обитания, проявленную через лес, через уход в лес. Быть может, адресат композиций тоже, в первую очередь, не человек, а само природное пространство, которое в таких случаях наделено слухом. Текст мешается с почвой, преодолевается разделение на субъект и объект, оттачивается симметричный язык – равный для описания и человеческих, и нечеловеческих акторов. Необходимость такого языка определена актуальным опытом взаимодействия между телом Леса (фактор экологии) и телом человека (письмом, смыслом и повседневностью).

Лес, который обвалился, – какой это лес? Как сказал бы Владимир Бибихин, да, это наш лес, потому что мы свой лес потеряли, он утрачен, он существует в городе, но это не подлинное существование. У нас есть оазисы изначального, исконного леса – алкоголь, табак и кока, а также – само тело человека, носящее в себе потенциал косматости. Возможно ли обращение к ним? Тело проходит через все четыре композиции – это тело, чей синтаксис сломала природа – ландшафт, увиденный звуком:

тело сомнётся и травы ни за кого не встанут

В ситуации «обвала», когда человек теряет центр, основную позицию, стирая тело до состояния звучания, ключевыми становятся – как возможность ещё бывать и случаться – личная история и конкретное место. Здесь – это Нижний Новгород, периферийность двух зон – природной и промышленной. Genius loci, гений местности изображен шумом: редукцией шуршания, отрывками старого радио, стуками молотка или пением птиц. Техническая фуга удаляет многие границы – и вот уже нет разницы между травой и волосами («травы на коленях так же как волосы были сжаты в его руке»), нет разницы между человеческим голосом и голосом как таковым – ведь именно так звучит поверхность, рельеф, овраг или холм:

 разрастание шумов в тебе и во мне наше место исхожено муравьиные тропы

Природа начинается с актора речи, а речь – с камня, с янтаря, с материи. Начало речи материально, источник звука – твёрд и оформлен. И так происходит оживление-озвучивание материи, исполняется старинный призыв дать голос Лесу.

Возможно и подражание тихому актору, который бежит от антропоцена в архаику собственной локальности: он говорит, но его речь слышат только травы и насекомые (здесь можно вспомнить Леонида Аронзона с его поэтикой холмов и прямым обращением к природному, с осмыслением природы как Дома, и при этом – Дома райского). Автор видит себя в пейзаже. Происходит повсеместная фиксация окружающего, своеобразный поэтический паноптикум, который охраняет (хранит) ландшафт:

запись не сможет остановиться скрытая камера изготовлена из сознания

То же самое и со звучанием. После прослушивания остаются звуки, которые даны уже твоей локальности, твоему пространству существования – и эти звуки продолжаются, их континуальность даёт возможность слышать, как живут вещи, потому что происходит настройка слуха.

Итоговая интонация – перемотка, обращение к себе в месте, приход к топосу себя. И этот приход осуществляется через внешнее, через пристальное внимание к внешнему. Это повышенный уровень эмпатии, который поможет найти новый способ  и метод аудиального осмысления природно-поэтической реальности, данной в бесконечной пульсации и циркуляции между Городом и Лесом, между собой и другими. Именно таковы Земли, земли звуков и текстов.

Ссылка на альбом ЗЕМЛИ́ — Landscape Poetry: https://landscapepoetry.bandcamp.com/album/landscape-poetry