Выпуск №13
Автор: Наталия Черных
Фрагменты книги стихотворений
2018 – 2020 гг
МАЛЕНЬКИЙ ПРИНЦ
вокруг меня ни рам и ни холстов
училища мархи знакомых старших
но я сквозь простыни с грунтовкой проходила
бродя по душным темным коридорам
где кошкой пахнет пол и рыбой стены
Наташа мне показывала мир
из крашенных гуашью хрупких губок
смеясь она бросала рис на масло
на хром зеленый антиком покрытый
и возникало зыбких звезд круженье
покойной Ольги голосок мерцал
гадалка ли она или русалка
в наемной мастерской живого Бога
он пел осанну маленькому принцу
еду принес нам темноглазый Гарри
его картины были как глаза
то мир глазами маленького принца
мне в путь пора лететь с гусями вместе
как будто много лет не знали солнца
стояли там и люди и дома
свисали с потолка фортепиано
на телевизорах вчерашняя посуда
и водоросли всюду волновались
искусственные
и живые с ними
мы были рыбы
но была и роза
а значит был и сад
и дом и стол
и солнце
и надежда
есть и счастье
а нынче осень
детская больница
и диспансеризация всего
что можно знать
и знать о чем не нужно
так сладостно играть мячами множеств
когда идешь за дикими гусями
где воздуха нет
где ушла вода
а только космос
краски
рис
где редко-редко
как высшая награда божества
смех тихий и сверкающие слезы
…та роза не любила громких звуков
прошу идите тихо роза спит
сентябрь
коснулся пальцем губ
тот мир просил запомнить
его слезливый мягкий тихий смех
НАКАНУНЕ ОЛИМПИАДЫ
Год семьдесят девятый, лето, я,
ВДНХ. Здесь дата только случай,
я тоже случай, а пространство — нет.
Смотрю в людей и вижу — кроме лиц,
я музыку впервые ощутила,
изображение.
На фоне строгих стен летели пряди,
завитые, подкрашенные, просто,
косынки и очки, а был и обруч,
откуда знала я, что он хайратник,
и все на серой земляной ладони.
На женщинах судьбы тяжелый фолк,
зарплатная полоска на мужчинах
и «Опиумом» все метро пропахло,
и дети все атлантов и святых.
Та радость поднималась и срывалась,
был запах кислый винный неуместен,
но он парил, и жарил шашлыки
сам сатана, он мне казался больше,
а тут всего лишь дядька невысокий,
и мне тогда не дали шашлыка.
Сонм каменных пирожных величавых,
предложенных мне солнечным пространством,
звучал органом с нежною трубой.
То будущее шло из тайных книг,
дарило мне стаканчик сладким снегом,
и уходило, чтобы возвратиться.
То полдень был, а я люблю закат.
Там жизнь еще на полках не лежала,
она вымаливалась, доставалась,
она вымучивалась в комнатах панельных,
ее рожали с дозой атропина,
и то была моя. Теперь я не живу,
не пью и не курю, и прочее, что нужно,
но есть — как я. И есть ВДНХ.
Есть тонкое как пена вымиранье,
есть супер-песня группы «Воскресенье»,
вряд ли я знала, что это за группа,
а нынче слушаю почти от всех тайком,
так счастье берегут. Но эти люди
мороженым желанным исчезали,
хотя мороженое я не люблю;
девица в ярком платье, волосатый,
и кожаная куртка под очками,
и пахнущий как погреб старичок.
Что это было? Детство? Нет, не детство,
предчувствие грядущих перемен?
Навряд ли.
Музыка была
и без нее пространство бы не стало
мне материнским лоном.
На вопрос
когда и где я родилась, скажу,
что да, на улице и не в больнице,
слепилась из дождя и кинопленки,
потом из веток прицепила руки,
и яблоко на место головы,
и вот, пошла, пошла — верхом по кронам,
уже весь Белорусский подо мной
и тополя в пуху идут к Грузинам,
не к выставке, а улица.
И все ВДНХ.
И скоро будет ливень.
Мне хочет до обморока пить,
а переход большой,
а в супермаркет за жизнью надо бы успеть,
и да, все говорят: олимпиада.
ПРАКТИКА
1985 — 1988
так мир устроен был
все из газет
а радио для голосов красивых
еще нет в мире тихого парада
а Митчел год на химии живет
но было лето
близко Николаев
влюбилась в Ингу
кто бы мог подумать
я знаю ты поэт сказала Инга
и в этом я с тех пор не сомневалась
но был февраль неведомого года
я думала о хиппи и системе
и оказалась на одной постели
с каким-то осветителем в общаге
все было плохо
если б не влюбленность
не практика
которую пройти
не исключенный Алексей Романов
и Сапунова ангельский вокал
и больше
те глаза
к которым я
и был спектакль окончен
невидимая пробралась в гримерку
то практика была
я самолет из книг
флакон с Диором новым опрокинув
благоухая на квартал и больше
испытывая сладость зарожденья
и боль пересоздания
росла
слова сакрально и метафизично
должны бы здесь замолкнуть и замолкли
но я держа в руках Евангелие сдавала
курс атеизма и других религий
в ментовке среди странных волосатых
рыдала и читала Мандельштама
но все опять не то
но практика была
в теории не очень получалось
и те кастрюли что с меня размером
уже помыты
книги на местах
и время есть на чай
я знаю кайф
практических занятий и люблю их
весь мир тогда твердил что я ленива
что никаких стихов покуда я
не выйду замуж не рожу ребенка
но я-то знала этого не будет
и это знанье очень помогало
практическим занятиям моим
со стороны
далось мне это время
два три довольно бестолковых года
но как сказать
никак
я родилась
пригодная к практическим занятьям
1989
В Твин Пиксе осень. Запах древней хвои.
Деревья Дугласа идут по тропкам ветра,
играет тонконогий водопад,
озера и река чисты от ряски.
На местности осенние одежды,
водители уже меняют шины
и виден мирозданию конец,
и Лора Палмер нынче возвратилась,
и Одри излечилась от безумия.
Однако не конец. И даже больше.
Оставь надежду, что конца не будет.
Туман и неизвестность впереди.
Когда ты Гарри — сапоги купи,
чтоб ног не замочить, ходя неслышно.
Когда ты Маргарет — возьми свое полено,
оно готово говорить со мной.
Люби Америку, как есть. Как я люблю,
не разу в жизни не бывала в Штатах,
и точно никогда уже не буду.
Люби Америку. Ее терновый лоб
глядит на Кремль без всякой неприязни,
пока в наемных комнатах Европы
считают деньги, греясь у геенны,
и думают, что строят судьбы мира,
в Твин Пиксе осень. И она прекрасна.
Та осень наступает гулким звоном
в изъеденную кислой влагой Прагу,
которую я тоже не увижу,
однако среди сна та Прага Львов
напоминает. Или же Париж.
И поезда, и изморось, и бедность.
Люби Америку. Люби ее Твин Пикс.
И я, непреднамеренно отчалив
от социальной сетки перемен,
смотрю в экран на Царствие Небесно.
Смотрю и вижу в Царствии Небесном
и Новый Свет, и тех, кто был со мной,
и кто ушел, и кто уже не нужен.
Я вижу всех.
*
Несколько слов к чтению. Я изображала СССР не как нечто милое и уже недоступное, не как что-то давящее как воспоминания, не как великую империю (которой моя родная страна точно была). Мне важнее было понять, как я прорастала, чем питалась, что из меня получалось по ходу роста на том материале. СССР в моей книге – это нечто вроде Страны Чудес. Я человек не очень-то советский. Но много помню и проживала все, что со мной, искренне. Страна была онейрическая. Стихотворения мои – это баллады.