Выпуск №15
Автор: Надя-Адина Роз
Перевела с иврита Хана Нестьева
В Иерусалиме не умеют плавать
снежная баба
тонет
лишь поплавок морковный виднеется
на глади зимы
дерево
выкорчеванное ветром
воздевает корни –
памятник
всем павшим снегам
Воспоминания
они
отрастают с каждым годом
падают чёлкой
на глаза
ку-ку ку-ку
никто меня не видит
и как же
с ними быть
разве что откинуть с лица
назад
собрать в конский хвост
троянский
отворяющий все ворота в прошлое
Вентилятор
этим летом
иностранная работница
словно оруженосец
помогает ей ворочать
руками
ногами
где-то
высоко под потолком
крутится вентилятор
на него
как на мельницу
взирает тётя Лея
гадая
продолжать ли сражаться
Заикание
неспешно
будто титры
перед началом фильма
являлись дни
зимой не таяло
эскимо
девочка сколько тебе лет?
возраст тоже застыл
прилепился к губам
медлил
над прорубью рта
я ловила снежинки
показывая язык
будущему далекому
как дорога из школы
заикалась
половинки слов торчали наружу
точно варежки
из карманов пальто.
так
голыми руками держала
счастье
не умея объяснить
почему хорошо
Преемственность
У нашего родословного древа
нет пышной кроны.
стайки незамужних женщин
ютятся на его ветвях
словно на узких кушетках
тетя Аня и тетя Лея
срывают яблоки
для начинки штруделя.
тесто, что всходит
и всходит ночами
раскатывают в длину
и ширину своего одиночества.
крохи дней скармливают
птицам.
* * *
первый блендер мы получили на свадьбу
второй блендер — когда разбирали бабушкин дом
третий блендер — когда погибла моя сестра
четвертый блендер – когда умерла твоя мама
пятый блендер – когда умерла моя
сделаем милкшейк
который затмит Млечный Путь
Тётя Лия
я пересаживаю ее
бережно
словно взбитые сливки
с кровати на стул,
зажигаю свечу
в честь дня рождения.
люди, с которыми
она праздновала когда-то,
уложены внизу
как слои пирога.
Следы
когда дождевые струи
натягиваются,
ошейник воспоминаний
сжимает мне горло.
я собака-ищейка
в погоне за запахами
даже когда ливень, стихая
опускается на скамейку в саду
будто уже нашел.
Тфилин
каждое утро
тетя Лея
оборачивала руку
манжетой тонометра
она не верила в Бога
что высоко
а что низко
предоставляла судить врачам
и, возвращаясь из поликлиники,
раскладывала таблетки
от Mon до Sun,
как путеводные звезды.
Закат
земля отправляет небу
квитанции
розовые и желтые
за еще один день
не освобожденный
от налога
Приземление
одну ложку
за маму одну ложку
за папу полную ложку за бабушку
ложечку за сестру
вот летит самолетик
а когда приземлился
не осталось у меня
никого
Йорцайт*
а потом
ее пожилые подруги
собрались в ресторане.
смерть
словно официантка
стояла рядом.
они все читали
и перечитывали меню
—————————-
* день памяти умершего (годовщина смерти)
Не поверила
больничному клоуну
когда, улыбнувшись,
показал на мои волосы,
стоящие дыбом:
«ты смешнее, чем я».
следующим утром
наклейка со смайликом
еще подмигивала с простыни,
прикрывающей папино лицо
как в тот раз, когда он играл
со мной в прятки.
красный нос,
непарные носки –
я влезла в большие не по размеру
ботинки смерти.
Со всех сторон
1
в Москве
не нужен
суфлер воспоминаний.
город протягивает их мне
как игрушки с антресолей:
на,
играй
2
он сторожит
для меня место
в первом ряду,
в зале без зрителей
3
я взрослая
и я маленькая
обнимаются здесь
как куклы в Балаганчике
4
улицы замерли
каждая на своём месте
ждут оваций
5
сестра аккомпанирует мне
из оркестровой ямы
6
декорации
из первого акта
валятся на меня
со всех сторон.
Мамонты
предметы мебели
те что были домашними питомцами
твоей матери
(знали свое место, являлись
когда хотела их приласкать)
окаменели.
ты извлекаешь их останки
из извести её дома
кость
за костью
перевозишь в свою квартиру
пытаешься оживить.
эволюция, словно пыль
под диванами,
продолжает наслаиваться.
Ключ
я выпрямляю маму
прислоняю к спинке кресла
сгибаю её руки
кладу на стол
поднимаю ей голову
поворачиваю к себе
повязываю фартук.
ложка постукивает по ее зубам
словно ключ
что когда-то я поворачивала
внутри заводной курочки
не понимая
отчего она вдруг запрыгала
почему вдруг замерла.
Двадцать девятое января две тысячи четвертого
говорила с тобой когда ты не ответила
(ни на мобильный, ни на рабочий)
говорила с тобой по дороге к тебе домой
(он заполнился людьми)
говорила с тобой когда перезвонила маме
(крикнула, что говорила с тобой)
говорила с тобой глядя из окна твоей комнаты
(день напролет сосны держали ветви на весу)
говорила с тобой о кинофестивале
(вчера забыла рассказать)
говорила с тобой когда звонили спросить об особых приметах
(звонили несколько раз, пока не вспомнила)
говорила с тобой застилая твою постель
(пижаму убрала в шкаф)
говорила с тобой после того как позвонили снова
(спросила тебя неужели это правда)
подсчитала сколько мне лет
(была уверена что больше)
говорила с тобой пока рассказывала твоим детям
(сначала сыну, потом дочери)
говорила с тобой когда сообщала родителям
(повторяла снова и снова, папа не мог расслышать)
говорила
потому что уже было можно
говорить с тобой отовсюду.
Eё крики
больше дверного проема
слишком большие, чтобы их вынести
наружу.
лишь когда мама засыпает
я складываю их
как зонтики после бури
и запихиваю в сумку.
так я выбираюсь из дома престарелых
так пересекаю улицу пророков,
сажусь на двадцать шестой автобус
забываю почему
сумка такая тяжелая.
Хамса
когда аэропорт
ослабляет хватку
когда чемодан
недоумевая
уползает вдаль
когда взлетная полоса
пускается вразнос
когда шасси
втягиваются в брюхо
когда ладони хамса
хамса* по сторонам тела
когда никакая местность
не маячит на пороге
когда моя тень прыгает банджи
без каната
когда ничто не стоит
между мною и воздухом
между мной и
ушедшими на небо.
—————————-
* защитный амулет в форме ладони против сглаза
Мама
даже если ее черты поблекли
как вывеска роддома, где я родилась,
я узнаю их
как матрешка узнаёт ту
что больше неё
по внутренней нерасписанной стороне.
Маятник
мамины путешествия
из кровати в столовую
и обратно в кровать
двигают стрелки
в доме престарелых.
там окна
не проболтаются
который час,
висят на стенах
подобно старым картинам
о которых не помнит
кто их писал и когда.
и даже ветер
когда я вхожу
не врывается внутрь
чтобы поведать ей
кто я.