Выпуск №16

Автор: Кэролайн Бёрд

Перевел с английского Денис Безносов

 
Полувоздух

Есть в городе уголок, где воздух
будто живица. Ступишь – твердеет
вокруг тебя. Мы допустили
ошибку, когда там целовались. То есть здесь.
Наши рты на полпути
внутри единого
вдоха, будто грабители на полускаку между
крышами. Если б поцелуи сочиняли композиторы,
они б поместили поцелуи на первый такт. О
Боже. Музыке предшествовал полувоздух,
дирижёрская палочка взмывает – сжимается оркестр:
«И» перед «раз, два, три». И
солнечный свет щепетилен. И река
держит язык за зубами. И серебряная твоя
серёжка стальная, как обруч акробата, пойманный
в полуобороте. Запись почти пропета. Заперта
после всего в янтаре.
Мы всего лишь хотим приземлиться,
или чтобы на нас приземлились.

 
Меган женится сама на себе

Она приехала в загородный особняк на серебряном лимузине.
Она разослала приглашения и всё такое:
написала своё имя дважды с «&» посредине,
такая каллиграфия соединения.
Она прошагала к алтарю под At Last Этты Джеймс,
встала перед священником, как бойкий солдат, явившийся на службу,
голос дрожал, но был твёрд. Согласна. Согласна.
«Теперь можете поцеловать зеркало». Аплодисменты. Конфетти.
Буквально каждый из ста четырёх гостей
счёл церемонию «безупречной».
Особенно клятвы. Всё настолько «от самого сердца».
Подвенечное платье было цвета слоновой кости, нарочито не белое —
«В конце концов, мы же делили ложе тридцать два года» —
съязвила она в открывающей речи, —
«Вряд ли я девственница, если вы понимаете, о чём я».
(Никто в точности не понял, о чём она.)
Ни одна душа не усомнилась в их преданности друг другу.
Только посмотрите на них. Ладошка накрыла ладошку.
Улыбаются одинаковыми глазами. Прямо чувствуешь,
что говорят на тайном языке, срослись костями, смешались кровью.
Много произносили слезливых тостов. Один из гостей
рассматривал жену, безобидно выпивая у бара, и
представил, какой была бы его жизнь, если б
годы назад он согласился на предложение у себя в голове:
«Я по-настоящему всегда понимал тебя.
Выходи за меня, Дерек, я люблю тебя, выходи за меня».
В тот раз он не воспринял предложение всерьёз.
Он наполнил снова бокал шампанским, посмотрел,
как новобрачные режут пятиярусный торт, обе руки
держат нож. «Нам не поздно попробовать?» — прошептал Дерек
в никуда, пока невеста провожала себя на танцпол —
сперва вела в танце, затем была ведомой.

 
Здравомыслие

Делаю милые жесты. Удаляю аппендикс.
Прикладываю ухо к плоской ракушке — ничего.
Играю в лотерею с иронией. Выхожу замуж.
Сдаю мазок из шейки матки. Прикладываю ухо
к клюву мёртвой птицы — ничего. Ращу зуб
мудрости. Выше. Подхожу к игрушечному телефону,
Алло? — без ответа. Сама меняю перегоревшую
лампочку. Организую большую вечеринку. Нанимаю
клоуна. Прохожу четырёхдневное обучение
по замалчиванию. Рожаю. Больше не ем Coco Pops.
Прикладываю ухо прямо к вялой, раскрывшейся
шляпке нарцисса —. Развожусь. Зубная нить.
Называю любимую среди молодежи музыку
«обычным шумом». Люблю садоводческий магазин.
Сижу в пабе и ничего не пью. Стою на краю
ширящейся долины — ПОГОВОРИТЕ СО МНОЙ!
Эхо само себя множит. Завожу настоящую любовь
плюс трёх кошек. Никогда больше не встречаю
говорящую птицу. Или зевающую бездну. Пантера
из пурпурной дымки рыщет внутри воздуха.
Меняю себе памперсы. Передаю яйцеклетку. Учу
мудрый урок самопожертвования. Бранч.
Не скрипит половица. Не текут из вентиляции
инструкции без запаха. Моя миссия выполнена.
Мир накрепко застегнул ей второй рот.

 
Последняя серия

Сутенёрша из 18-го века, продающая девственность дочери
графу. Утомлённая ЦРУшница, отдающая приказ «давай уже»,
и полдеревни в момент уничтожено. Жена плантатора.
Одинокая директриса фармцевтической компании, вопящая,
как провозвестница смерти, когда младенец подчинённой
срыгивает молоком ей на костюм. Детективщица, щёлкающая
своим Зиппо под фотографией с компроматом на её начальницу.
Эту «с непростым характером», которая позволяет сечь прислугу.
Которая сбрасывает в водохранилище радиоактивные отходы.
Которая может извиниться перед плачущей подругой, но
делает паузу и говорит «Да пошла ты». Которая никак не может
донести на мужа-насильника, пока тот кого-нибудь не убьёт.
Не может велеть оператору беспилотника не нажимать на кнопку.
Поскольку боится упустить повышение. Затыкает уши. Произносит
что-то, вроде «Уверена, ты ошиблась, дорогуша» или
«Тебе не за то платят, дружок, чтоб ты совал сюда нос».
Которая говорит «Хорошо! Охренительно!», когда любящий
её мужчина, так больше не может и говорит «Я тебя люблю,
но я так больше не могу». Которая думает, что правда
всё только испортит. Которая сжигает судьбоносное письмо.
У которой сердито вздымается декольте. Которая пьёт одну
за одной бутылочки водки в гостиничной ванне и едва не тонет.
Которая надевает серёжки покойной бывшей жены своего мужа
на крестины. Которая никак не простит пасынка за то, что он
существует. Отправляет звонок самоубийцы на автоответчик.
Идёт на собрание анонимных алкоголиков, у церковных ворот
встречает зазывалу, говорящего «добро пожаловать», отвечает
«иди на хрен, урод» и шагает дальше. Которую стошнило
в раковину. Которая вдруг понимает последствия действий.
Которая дышит в бумажный пакет. Которая брызгает водой
себе в лицо в общественном туалете, вглядывается в зеркало,
говорит «Не глупи!». Которая знает, что сейчас кульминация
её истории, что где-то у неё внутри живёт богиня, зрители
видели её мельком в крупных планах, сейчас они досматривают
последнюю серию, и у неё осталось двадцать две минуты,
чтобы добраться до развязки, броситься на нож, передать
записку, отдать все духовные долги одним махом. Посмотрите,
она стоит на ступеньке вашего крыльца, держит в руках
своё сердце, как раненую птицу, и умоляет вас его раздавить.

 
Кратковременные клятвы

Приставляю два пальца к голове,
нажимаю большим курок, говорю «паф».
Перерезаю себе горло одним взмахом,
провожу невидимым лезвием
по вертикали, вдоль вены.
Помнишь, как мы изображали смерти?
Вертели ручки на плите, пускали газ,
припадали подбородками, вдыхали?
Я так тебя тогда любила внутри
этой экспериментальной игры, когда
ты клонился вперёд, делал надрез
по бедренной артерии, потом тихонько
истекал кровью на стуле, пока не позовут
на поклон, всюду была кровь.
Подобно смерти, мы изображали брак.
Я надевала вымышленное кольцо,
ты трепетал, глядя, как дрожат слегка
мои пальцы, указательный и большой,
скрепляя сделку на секундочку, пока
мысли плавились на твоей коже.
Я особенно искусна в зачинах,
в Год Воздуха: годовщина до бумажной,
на неё дарят эфемерные подарки.
Потом наши кольца затвердели, стали
серебряными и взаправду исчезли.
Теперь дом – сплошь декорация.
Пол залит невидимой кровью,
втоптанной в ворс ковра, она
на рубашках, бюстгальтерах, ссохлась
коркой у меня под ногтями. Надрезаю
себе шею, стоя на светофоре,
пафаю в поезд, заношу свой
невидимый тесак над головой,
«видишь, что я ради тебя делаю».
Алые вихри растут из порезов.
Все эти огромные мысли не ведут
ни к чему. Моя тень –
меловой контур женщины,
что так и не спрыгнула.