Выпуск №18

Автор: Татьяна Бонч-Осмоловская

В этой заметке будут представлены несколько фактов и интерпретаций, в основном по мотивам сообщения на круглом столе проекта «Артикуляция», посвященном разговору об отсутствии преемственности в женских литературных практиках. В свете дискуссии, была ли и есть ли такая преемственность, любопытно рассмотреть, что лежало в самом начале литературы в плане женского письма. Начиная с XXIV век до н.э., очень кратко будут представлены женщины, тексты которых дошли до наших дней, в культурах, предшествующих европейской.

Может показаться удивительным, но самый первый текст, известный по имени автора, написан женщиной — реальным историческим персонажем, сохранилось даже ее изображение на глиняной табличке. Дочь аккадского царя Саргона, назначенная им верховной жрицей города Ур, Энхедуанна, сочинила несколько поэм и сборник шумеро-аккадских гимнов, которые она завершила фразой-копирайтом: «составителем табличек была Эн-хеду-анна. Мой повелитель, было создано то, чего никто раньше не создавал». Данные тексты представляют собой восхваление храмов аккадских и шумерских городов. Это подношение божествам, и составившая гимны жрица ответственна за написанное, потому ставит свою подпись. В реальности вопрос, кто был автором гимнов, остается открытым и никогда не будет решен наверняка – слишком долгое время отделяет нас от их создания. Известно из хронологии царей и по особенностям стилистики, что по крайней мере некоторые из гимнов были составлены столетиями позже Энхедуанны. Тем не менее в месопотамской традиции именно она указывается как их автор. И это определенно одна из традиций, которая сохранится (и для женской, и для мужской литературы) на века – в качестве имени автора называется некое всем известное имя.

Вообще же в месопотамских текстах имя автора ставилось на официальных табличках, на документах, на имущественных договорах, на судебных решениях, но не на художественных текстах. Таким образом, древневавилонская художественная литература анонимна. А документы, написанные женщинами, в очень небольшом количестве, но существуют. В Древнем Вавилоне был термин для женщины-писца, munus dub-sar, хотя и вторичный по отношению к просто писцу, dub-sar, но понятный и распространенный. Обнаруженные глиняные таблички, подписанные женщинами, датируются долгим промежутком времени — от аккадского до древневавилонского периода, до XVI века до н.э., затем длительный пробел, и потом такие таблички снова появляются в первом тысячелетии до н.э. Также известны стелы с посвящениями, написанными от имени женщин.

Говоря о Древнем Вавилоне и Египте, невозможно не удивляться тому, сколько прав было там у женщин – не во всех современных цивилизациях столько найдется. Даже божество мудрости у шумеров в древние времена было женского пола – богиня Нисаба, именно она научила людей писать и считать. А богиня дикой природы и рождения Нинхурсаг входила в великую Триаду божеств, но была позже вытеснена из нее богом Энки. Аналогично у древних египтян за мудрость изначально отвечала богиня Сешат, именно она научила людей читать и писать, но позже была замещена богом Тотом и стала именоваться то ли его женой, то ли дочерью. Делом богини мудрости было измерять небо и землю, а делом жриц – исполнять роль богини на земле, не только в знаменитом обряде священного брака, но и в обрядах «протягивания каната», то есть измерений земли и неба для закладки храмов, ориентированных по сторонам света, календарных и астрономических измерений. Жрицы знали гимны и обряды, геометрию и астрономию на уровне своего времени.

Женщины учились в школах писцов, и девочки-писцы, хотя такие подписи и редки, подписывали таблички тех же уровней сложности, что и мальчики. Женщины вели торговые дела, были юристами и бухгалтерами в вавилонском «гагум» — местах, где жили преимущественно незамужние женщины. Гагум был родом конвента, где женщины жили самостоятельно, распоряжаясь имуществом и управляя хозяйством. В древнееврейской традиции такие женщины значились как «вавилонские блудницы», хотя их наименование «надитум» означало как раз противоположное – «оставленные под паром», сельскохозяйственный термин для невозделанной земли, то есть – девственницы. Но осмысление древнесемитским народом культуры и традиций Вавилона – история, полная заимствований и отрицаний, находится далеко за пределами этого краткого обзора.

Грамотные женщины служили при дворах цариц, хотя, в отличие от надитум, эти женщины, вероятно, были рабынями. Об их существовании известно не по подписанным ими текстам, но по документам о довольствии для служащих дворца, или по спискам приданого вавилонской принцессе, или по спискам собственности царицы, где среди рабынь других профессий появляются и женщины-писцы.

А если говорить о сохранившихся текстах – известны любовные песни, адресованные царю Шу-Шуэну, написанные от лица женщины, вероятно царицы. Колыбельная принцу Третьей династии Ур написана его державной матерью. Поэма о гибели царя Ур-Наммы приписывается его вдове Ватартум. И хотя автор поэм о любви богов Инанны и Думузи неизвестен, по стилистике и эмоциям считается, что их написала женщина. Наконец сохранилось достаточно много писем, посланий, молитв к богиням, подписанных женщинами Древнего Вавилона. В большинстве же глиняных табличек подписей нет, так что половая принадлежность их авторов и переписчиков неизвестна. В прошлом по умолчанию предполагалось, что таблички написаны мужчинами. Тем не менее образованные женщины могли создать по крайней мере некоторые из табличек.

Ситуация изменилась с расцветом патриархальной микенской культуры. И уже приезжающие в Египет афиняне поражались, сколькими правами обладают там женщины – и правом распоряжаться имуществом и вести бизнес, и правом на грамотность и письмо. В классических Афинах это было за гранью допустимого. Разве что в Спарте, о которой, конечно, известно, что там младенцев сбрасывали со скалы. Менее известно, что в Афинах нежеланного, непризнанного отцом младенца просто не кормили в стенах ойкоса, афинского дома. А с другой стороны, в отличие от Афин, девочки Спарты учились наравне с мальчиками писать, считать, бегать и прыгать. И юридические права у них были, скажем, на часть имущества умершего мужа, не то что у женщин Афин. Не случайно в единственной античной философской школе, куда допускались женщины, было столько лакедемонянок, то есть спартанок. Это была школа Пифагора, называемого женским философом, удивительное для большинства греков поведение, равно как и вегетарианство, и отказ от жестокости к животным. В истории сохранились имена женщин-пифагореек. Ямвлих в книге «О жизни Пифагора» перечисляет семнадцать таких имен, и шестеро из них связаны со Спартой, а еще три – с Кротоном, где Пифагор вел свои занятия.

Среди этих женщин Теано называется женой и вдовой Пифагора, а некоторыми авторами – и главой пифагорейской школы после смерти ее создателя. Впрочем, здесь снова возникает вопрос об авторстве, поскольку практически все созданное в пифагорейской школе приписывалось одному только Пифагору, и что было написано его учениками, в том числе Теано и другими женщинами, неизвестно. Но это не было пренебрежением женщинами, так было установлено в отношении всех учеников школы Пифагора. О математических и философских трудах Теано можно только гадать, опираясь на единственную известную фразу, где она поправляет тех, кто считает, что Пифагор говорил, все рождается из числа: не из числа, а в соответствии с числом – уточняет Теано. Зато известно ее наставление женщинам, рекомендации, как им следует себя вести. Это довольно развернутое сочинение, впрочем, некоторые исследователи полагают, что оно только приписывается Теано как авторитетному женскому голосу, выбранному для изложения норм поведения женщин, чтобы более доверительно на них воздействовать, склоняя женщин к соблюдению правил, провозглашаемых одной из них, понятной, своей.

О высокой морали Теано говорит и анекдот, рассказанный Плутархом в «Наставлении супругам»: «Теано, набрасывая на себя плащ, нечаянно обнажила руку до локтя. «Какая красивая рука!» – вос­кликнул кто-то. «Но не каждому доступная!» – возразила она». Ссылаясь на этот случай, Плутарх рекомендовал женщинам не только не оголять локоть, но и молчать: «подавать голос при посторонних должно быть ей так же стыдно, как раздеваться при них, ибо голос выдает и нрав говорящей, и свойства ее души, и настроение». Приличная женщина, говорит Плутарх, должна существовать внутри ойкоса, и ничто — ни ее мысли, ни слова, ни чувства — не должно выходить наружу. В этом смысле женщина-писатель в Афинах – нонсенс. Или же это непорядочная женщина.

Еще одно женское имя, возникающее в классических текстах: мудрая женщина Диотима, слова которой приводит Сократ в диалоге «Пир». Точнее, слова Диотимы записаны в «Пире» Платоном со слов Сократа. Высказываемые ею идеи принципиальны для философии, именно она объясняет, какова высшая форма Эроса – это любовь к прекрасному как таковая, любовь к познанию, к мудрости, достигаемая через, гмм… «тот, кто благодаря правильной любви к юношам поднялся над отдельными разновидностями прекрасного и начал постигать само прекрасное, тот, пожалуй, почти у цели». А учит этому женщина «очень сведущая и в этом и во многом другом».

Здесь возможны два варианта: либо Диотима — это реальная женщина, образованная, знающая, мыслящая, философ до науки философии, но ее мысли звучат только единожды в пересказе Платоном слов Сократа, а прочие тексты не были записаны, идеи не сохранились, учеников не было, слово умерло. Либо это конструкт, придуманный Сократом для изложения собственных идей от лица некоторого анонимного источника, так что верифицировать их невозможно уже и его собеседникам, и остается доверять Сократу на слово – и что такие идеи были высказаны, и что он считает их ценными и предлагает к ним прислушаться. Собственно, и прислушиваются, и размышляют, и обсуждают уже столетия в рамках платоновской философии.

В пользу второго варианта говорит отсутствие упоминаний Диотимы где бы то ни было еще, в пользу первого варианта – тотальная анонимность афинских женщин. Отсылка к чужому авторитетному высказыванию вообще прием не редкий, а почему выбрана именно женщина, можно объяснить по аргументам ее рассуждения – кто еще будет приводить аналогии с беременностью и родами. Так что, возможно, Диотима существовала, а возможно, была специально придумана для чистоты объяснения путей к высшей любви. Больше о ней достоверно ничего не известно. Некоторые историки полагают, что под Диотимой в «Пире» Платон вывел Аспазию. Под собственным именем Аспазия появляется в другом диалоге Платона, «Менексен», как та, у которой Сократ учился искусству красноречия. Ее имя часто звучит как пример успеха женщины в афинском обществе – «получившая влияние в закрытом мужском коллективе», «самая знаменитая властная женщина античных Афин», «супруга и политическая советница Перикла».

Здесь стоит уточнить, что с одной стороны, достижения Аспазии современниками таковыми не считались: афиняне не считали ее ни супругой, ни советницей Перикла. А с другой стороны, она вряд ли искала для себя блестящей карьеры за спиной афинского лидера. Дочь Аксиоха из ионийских Милет, Аспазия получила прекрасное образование в родном городе и приехала в Афины продолжить учиться и участвовать в интеллектуальной жизни города, но обнаружила, что для иностранки, метик, единственной возможностью независимо жить в Афинах было стать гетерой. Порядочная женщина в Афинах жила в доме отца, или мужа, или сына, или другого мужского родственника, когда муж умирал. Метик не могла выйти замуж за афинянина. Да и если бы вышла, в любомудрых симпозиумах порядочные женщины не участвовали, не говоря о публичных политических дискуссиях. Так что Аспазия стала гетерой, и военный и политический лидер Афин Перикл был только одним из ее покровителей, хотя постоянным и долговременным. При этом принятый самим Периклом закон о гражданстве не позволил ему внести в число граждан собственного сына от Аспазии – по закону, рожденный вне брака от чужеземки-гетеры, тот не мог быть никем иным, как незаконнорожденным бастардом. Только незадолго до смерти Перикла, когда оба его законных сына погибли, афиняне слегка изменили закон, чтобы сын Аспазии стал гражданином и наследником Перикла.

Но это случилось позже, а в начале этой истории Аспазия живет самостоятельно и открыто, то есть открыто для посещающих ее гостей. Одни называют ее дом салоном, другие – борделем, при котором существует то, что именуется одними академией для девушек из хороших семей, другими – питомником для утех Перикла. Плутарх называет его домом молодых куртизанок, где лидеры классических Афин собирались обсуждать политические и научные вопросы. Крайне любопытно, что беседы за чашами с вином о любви к мальчикам – это философия, а школы для девочек на острове Лесбос и в салоне Аспазии – разумеется, бордели. Плутарх пишет, что сам Сократ часто посещал этот салон, и многие афиняне приходили поучиться у Аспазии риторике.

К недоброжелателям Аспазии относится Аристофан, заявлявший, что это она развязала Пелопонесскую войну из-за своих «двух шлюх». Плутарх же называет причиной войны то, что Перикл попал под влияние Аспазии, и каждую ошибку Перикла приписывает Аспазии. К доброжелателям Аспазии относится Эсхин, хотя его диалог «Аспазия» утерян, его содержание известно в изложении Цицерона, согласно которому Аспазия, как Теано до нее, дает супругам советы о браке. В этом случае правда – обоим супругам, предлагая им совместно работать над собой ради удовлетворения запросов другого супруга. А в упомянутом выше диалоге «Менексен» ум и способности Аспазии удостаиваются похвалы: когда Сократ заявляет, что полагает Аспазию автором Надгробной речи, произнесенной Периклом, Менексен поражается: «я восхищен тем, что Аспазия, всего лишь женщина, составила такую речь». Это нормально для греческих (и вслед за ними латинских) философов – вспоминается другая афинская гетера, подруга Эпикура Леонтия, которую Плиний и Цицерон упоминают как автора рассуждений против Теофраста. Цицерон подает это так: «Даже маленькая гетера Леонтия осмелилась написать против Теофраста», — а Плиний еще выразительнее: «Не знаю, как женщина осмелилась написать против Теофраста, человека такого великого красноречия, за что его назвали божественным. Здесь возникает пословица о выборе дерева для повешения». Плиний предлагает Леонтии устыдиться и пойти повеситься, что она решилась критиковать мысли философа. Мысли Леонтии они не находят нужным привести. 

Возвращаясь к Аспазии и заключая наконец эту разросшуюся историю, добавим, что после смерти Перикла от чумы, покровителем Аспазии стал необразованный торговец овцами Лисикл, через несколько лет жизни с Аспазией ставший политическим лидером Афин. После его гибели об Аспазии более ничего не известно. Чрезвычайно мало известно о ее текстах или даже текстах, авторство которых ей приписывается. Есть речь, которую Сократ приводит в диалоге «Менексен», но этот платоновский диалог редко упоминается, то ли потому что в нем цитируется речь женщины, не особо интересная философам, то ли потому, что в предваряющем и заключающем речь разговоре Сократ предстает уж очень странной фигурой. Схожим образом Сократ показан в тексте Геродика (II в. до н.э.), где приводятся две стихотворные реплики, приписываемые Аспазии. И это все ее литературное наследие.

Выдающееся жизненное и творческое достижение женщины, блиставшей в интеллектуальных кругах Афин! Единственной женщины, добившейся, как это называется, замечательного успеха в политике классической Греции. Аспазию презирали и осмеивали, обвиняли в развязывании войны не выходя из дома, ее тексты не записаны, мысли забыты. Однако если сравнивать с другими женщинами… По крайней мере, ее имя сохранилось, даже если это и было «рабочее» имя гетеры. Сохранилась история женщины, беседовавшей с Сократом, привечавшей Анаксагора, советовавшей Периклу. От других женщин-интеллектуалок Афин сохранилось еще меньше – текстов, идей, открытий…

Да и неудивительно, стоит вспомнить, что первое знакомство с написанным текстом в классических Афинах было устным – произведение читалось публично, пьеса ставилась в театре. И женщина никак не могла участвовать в таких публичных представлениях. На пирах-симпозиумах чтение и обсуждение было возможно, но приличные женщины и в собственном доме не участвовали в ужинах с гостями, а от гетер и музыканток участия в философской дискуссии не ожидалось. После, в эллинистическую эпоху, когда стали распространяться публикации, в том числе антологий, среди их авторов оказывались и женщины, как Коринна из Беотии, называемая одной из девяти смертных муз. Некоторые такие тексты или фрагменты текстов, случалось, сохранялись. В опубликованной в 2004 году антологии женской поэзии античности, собранной И. М. Плантом, приведены тексты 55 женщин, от нескольких стихотворений и фрагментов стихотворений Сафо до нескольких строк посвящений или эпиграмм, написанных малоизвестными поэтессами. Насколько мне известно, на русский язык антология Планта не переводилась. Это самая подробная коллекция произведений женщин античности, хотя и зачастую в фрагментах, не отвечающих за качество цельного текста. В отличие от текстов философов, поэтов и драматургов-мужчин, женские тексты редко сохранялись и еще реже обсуждались.

Всего за тринадцать веков греко-латинского мира, от VII века до н.э. до VI века нашей эры, известны имена около трех тысяч авторов, из которых около ста имен женщин. Причем среди этих имен могли быть и псевдонимы – в обе стороны, и когда женщины писали от мужского имени, чтобы не открывать свой гендер, и когда мужчины писали от имени женщин тексты-наставления для других женщин, как у Теано, или тексты для мужчин, но исходя из сугубо женского опыта, как у Диотимы. В этом кратком обзоре упомянуты только несколько имен авторок античности, но позволю себе предположить, что именно тогда сложились определенные черты протоевропейской традиции: традиции недопуска женщины к образованию и творчеству, традиция игнорирования их письма, традиция их забвения.