Выпуск №18

Автор: Лена Малорик

 
Начало

***

Вспомнил, есть у меня один человек. Как человек, — девушка. Все время в шапке ходила тёмно-серой. Я старался не вникать особо и сильно сосредотачивался, чтобы увидеть ее лицо. Мне нужно было следить за вертикальностью оси скелета, чтобы она осталась человеком прямоходящим. Лицо ускользало, а дело было в челюстно-лицевом суставе. Он разболтался как железный конструктор на винтиках, и вот я старался мониторить. Делал только это.

Надо сказать, получалось, пока шапка на ней не зашевелилась. Я потом все вспоминал, стараясь понять, как мог не заметить раньше. Она так разбухла, проредилась, и стало видно, что связанные петли представляют собой лабиринт, по которому что-то движется. Или он сам движется по себе. Пригляделся, а это мысли! Я видел раз детские, они как кометы маленькие пролетают, а тут змеёвник! Ничего не сверкало и не пролетало. Вязанка просто шевелилась и создавала видимость настоящей. Даже живой.

Я остро почувствовал безысходность. Эти петли двигались по замкнутой путанице из самих себя и не имели выхода. Не могли впустить нового, не могли отдать старого. Потом понял, что лицо потому и ускользало, что безысходность. Она делает реальность ускользающей.
Вот я тогда испугался! За нее, за себя, за голову с суставом. Думал-думал и стал дуть. Я вообще понял, что дуть мне удобнее. Надул зазор между шапкой и лбом да поднатужился. Она слетела на землю как тяжёлая и лежала, не меняя формы. Такая прочная штука оказалась. Девушка проявилась и стала смотреть на небо, как в кинотеатре. Я поправил в суставе что смог и ушел. Может теперь она сходит в тот же кабинет, что и семь лет назад, снова поверит в лечение, ведь я тяну время, как могу, а законы физики тянут в другую сторону.

А шапку пришлось на обочину задувать, она так и не изменилась. Стало быть, надул, что мог, теперь надеюсь, что она не примется вязать новую.

***

Весь вечер проплакал. Сегодня на Смоленке понял, что на набережной есть что-то для меня. Приблизился к воде, а там собака трясётся на ступеньке у самого края. Я ее окутал и стал потихоньку успокаивать. Когда дрожь унялась, она начала меня видеть. Только не как обычно собаки теряются, вскакивая из линейного времени в мое, а постепенно. Я это понял по ее тельцу, — оно замерло, и голова начала медленно подниматься. Когда наши взгляды встретились, я замер сам. В больших собачьих зрачках была запечатлена женщина, скорее всего хозяйка. Какая меня пронзила боль… Я стал дергаться, в порыве распределить это кому-то ещё, но был один. Я как всегда был один.

Первый раз столкнулся с болью без примесей. У людей боль состоит из воспоминаний, обид, злобы, отчаяния и чего-нибудь еще, в ней много мыслей, а тут — чистая, как небо в мороз. Меня сковало. Какая-то власть ощущалась. Вот она, эта боль, просто есть, и так сильно, что ничего не сделать и не сказать. «Аз Есмь Сущее», вспомнил, и одного вещателя из экрана. Подсмотрел в смартфоне у женщины в метро. Так вот, теперь и сам так говорю. Я мог только быть этой болью. Сущее…

Собака смотрела на меня в упор, и я через силу разглядывал в зрачках образ женщины. Она улыбалась. А потом Собака вздохнула и медленно положила голову на ступень. Я видел, как тельце отяжелело, но ничего больше не произошло. Никаких облаков, сгустков, ощущений угаснувшей жизни… Она умерла. Я просто развернулся и пошёл. Потом быстрее и быстрее. Наверное, я бежал, но не мог избавиться от себя самого. Боль после смерти собаки трансформировалась во что-то другое. Да. По всей видимости, я уносил с собой Укор. Пишу с большой буквы из-за его совершенства. Он общий, всех касается.

Теперь реву и вижу все через морду собаки.