Попробуй воздать хвалу искалеченному миру

Выпуск №18

ПОПРОБУЙ ВОЗДАТЬ ХВАЛУ ИСКАЛЕЧЕННОМУ МИРУ

Попробуй воздать хвалу искалеченному миру.
Вспомни длинные июньские дни,
и землянику, капли rosé.
Крапиву, которой методически зарастают
покинутые усадьбы переселенцев.
Ты должен воздавать хвалу искалеченному миру.
Ты глядел на элегантные яхты и корабли,
у одного из них была длинная дорога впереди,
в то время, как другие ожидало пропитанное солью забытье.
Ты видел беженцев, бегущих в никуда,
ты слышал палачей, радостно поющих.
Ты должен воздать хвалу искалеченному миру.
Вспомни наши минуты вместе
в белой комнате, там занавеска трепетала.
Мыслями вернись на тот концерт, где музыка взлетала.
В осеннем парке ты собирал желуди и листья,
которые кружились над покрытой шрамами землей.
Воздай хвалу искалеченному миру
серому перу, выпавшему из хвоста дрозда
и нежному свету, который блуждает и исчезает
и снова возвращается.

КАЛИТКА. КАШТАНЫ

Калитка. Каштаны. Вьюнки. Бог.
Паутина, тайное место,
чтоб прятаться в первую очередь. Густая трава:
между стебельками сияют доказательства нашего существования,
как сохнущие негативы.
Ароматы кос и ветра
переплетенные во рту любимой.
Кислинка, раздавленный стебель
под языком.
Ежевика не станет
яблоком нашего раздора.
Вьюнки у ручья,
мяч укатился у девочки
и спелые, жёлтые плоды
боярышника слегка покачиваются.
Выключите слепящий свет солнца,
послушайте что рассказывает маковое зернышко.
Калитка. Каштаны, Вьюнки. Бог.

В ПОЛНОЧЬ

Мы говорили до поздней ночи
на кухне, под приглушенным светом керосиновой лампы,
и предметы, осмелевшие от этого покоя,
выступили из тьмы, чтоб предложить нам свои имена: стул, стол, кувшин.

В полночь ты сказала: Выйди,
И в темноте мы увидели августовское небо
взорванное звёздами.
Вечное, безграничное, бледное сияние ночи
мерцало над нами.

Мир бесшумно горел,
Белое пламя охватило всё это, деревни,
церкви, снопы благоухающие клевером
и мятой. Деревья горели и башни,
ветер, пламя, вода и воздух.

Почему же ночь так тиха, если вулканы
спят с открытыми глазами и если прошлое
остается в настоящем, угрожая,
прячась как можжевельник
или луна в своем логове?
Твои губы прохладны и заря тоже будет,
как компресс на лихорадочном лбу.

ОСЕНЬ

Осень всегда наступает преждевременно.
Пионы еще в цвету, пчелы еще трудятся
чтоб достигнуть своего идеального состояния,
и холодные штыки осени
внезапно засверкают в полях и ветер засвищет.

Отчего это? Зачем же разрушает онa
наши надежды, беседки, воспоминания?
Чужестранец проникает в затихшие леса,
яростно продвигается, насаждая бедствия;
дым горящих деревьев, громкие вопли
татар.

Осень срывает листья, имена,
плоды, закрывает границы и дороги,
тушит лампы, сужается; молодая
осень, с посиневшими губами, раскрывает
свои объятия смертным, крадет
их существование.

Льётся сок деревьев, жертвенная кровь,
вино, масло, дикие реки,
жёлтые реки, распухшие от трупов,
проклятие растекается: грязь, лава, лавина,
поток.

Запыхавшаяся осень, скачущая, голубые
клинки поблескивают в ее взгляде.
Она косит имена как травы острым серпом,
безжалостная в своем полыхании
и дыхании. Анонимный донос, террор,
Красная Армия.

ЗАТИШЬЕ

Город затихает
и жизнь превращается в натюрморт,
хрупкий, как засушенные растения в гербарии.
Ты крутишь колеса велосипеда,
который не движется, только дома
медленно катятся мимо, показывая тебе нос,
брови, надутые губы. Вечер превращается
в натюрморт, он не в духе, и поэтому он мерцает
как китайский фонарик в уснувшем саду. Ночь наступает,
и застывает, последняя. Последнее слово. Счастье
парит между крон деревьев. В листве спят короли.
Ни слова, желтый парус солнца плывет над крышами
как палатка, брошенная Цезарем.
Боль становится натюрмортом
и отчаяние – это только натюрморт, обрамленный
ртом одного из прохожих. Площадь
безмолвствует в темной листве из птичьих
крыльев. Тишина такая, как на полях Иены
после битвы, когда женщины
вглядываются в лица поверженных любимых.