После нас останутся только стихи и прекрасные разветвленные алгоритмы

Выпуск №19

Автор: Лена Захарова

 


они уже никого не смогут
ни запутать, ни обмануть

 

и про еду

Я одиннадцать лет не ела мясо, потому что нас было много.
И однажды нас станет так много, что никто
никогда нигде не будет есть
мясо

(я видела это в глазах отрубленной курочкиной головы).

Потом мне объяснили: перед смертью
животных мучают: это насильственная смерть:
им страшно: зачем впускать в себя негативную энергию и нарушать гармонию тела
— не стоит

(я слышала это из глаз отрубленной курочкиной головы).

Теперь я ем столько мяса, сколько могу,
пока меня не стошнит, и впускаю в себя его страх, его боль,
потому что я не смогу по-другому

(увидеть это в глазах отрубленной курочкиной головы).

 

* * *

Я глодаю куриную ножку
и жую о смерти Господа.
Я жую индейкину грудку,
и слюна моя о смерти Господа.
А за окном пролетает форма —
мне кажется, это облако.

(господи, а что видишь в моих глазах
отрубленной курочкиной головы)

 

* * *

А за окном пролетает форма —
мне кажется, это облако.

И Ты говоришь: «Красиво».
И я говорю: «Красиво».

Но Ты говоришь: «Смотри,
в тарелку свою смотри,
— говоришь, —
на ножку смотри цыпленка, 
как с бедра его с маслом сползает кожа.
Доешь, — говоришь. — Подтяни и еще
немножко, немножко еще
поживи»

 

* * *

Потому что я тот самый человек,
о котором писал Ницще,
о котором говорил Заратустра!

Я тот самый, тот самый человек,
который прыгает по земле, и делает все маленьким, и моргает как земляная блоха, и смеется десять раз в течения дня, иначе ночью будет беспокоить желудок, а это
обитель скорби.

как говорил Заратустра

сверхчеловек не такой: у него не трясется рука
когда накладывает кашу:
— слишком много меня стошнит
и я не смогу думать о спасении моей души
— слишком мало и через час
я не смогу больше думать о спасении моей души
только о том, что хочу есть, очень хочу есть, и поем, и меня затошнит, и я не смогу думать-о -спасении-моей-души-и-никогда-господи-большенебудуесть

а потом обед

но человек прекрасен

потому что он блоха и мост

но как сверхчеловек удержится на блохе?

а я все равно лежу

поэтому, господи, проходи,
пожалуйста, побыстрее
позволь мне увидеть лишь пятки
твоих загорелых ног
ведь ты не забыл
я твой паровозик
который почти что смог

 

* * *

цвету учись, говорит, у редиски
у неба — какой идиот не научится

учись, говорит, смотреть
как режешь салат
делишь на кубики цвет
на кусочки плоть

смотри, как небрежно
обрезана кожица господа твоего

ты думаешь, я твой мозг
мой образованный раб
но согласись, что я занимаю
исключительно много места

и если ты замолчишь
хотя бы на этот раз
сможешь услышать в хрусте
настоящий конец текста

 

* * *

за окном на вечернем небе лампочка 70 ватт
господи, я твой позор и раб

ты мне сказал, что нельзя эту рыбу
но я не слушал

я бы хотел сейчас написать о любви, но чуть раньше
я на листочек выблюю душу

это будет не боль, и не кровь, и не слезы
это будет треска в панировке

и салат с майонезом
и ты говорил говорил

но под вечер
уже не хватает сил

услышать что я
опять не о том просил

 

мы оба молчали

Алексей сказал, что говяжий язык очень полезен.
И в «Столовой» как раз оставался последний.

И я, правда, купила говяжий язык и гречку.
И я, правда, ела говяжий язык и гречку.

И сначала мы оба молчали.
Это наверное странный последний поцелуй.

Первой подумала я. И я
не ожидал, ответил он.

И мы оба молчали.
Как будто никто не виноват.

Просто так получилось.

 

потом я купил гречишного хлеба

Вы ведь хотите свежего хлеба?
Спросила меня вывеска «Хлебницы».

А я очень хотела, и поэтому мне досталась
совсем не свежая буханка гречишного.

Мятая, сыроватая, скукоженная,
как кожа на пальцах после ванны.

Дряблая и бледная.

И я жевала и думала, как долго
мне теперь одной придется есть этот хлеб.

Этот скукоженный хлеб, но придется —
не выплевывать же. Ведь и тебе приходилось.

Целовать мои пальцы.
Когда мы вылезали из ванны —

Дряблые и бледные.

 

это глаз

(набухает пузырик в ложке
и говорит его рыба)

леночка, я не образ
в твоей голове абстрактной

леночка, я не символ
вечности и воды

леночка, я уха, понимаешь
вареная мертвая плоть

и ты меня, леночка, ешь

(хотя ты бы лучше котлетку я знаю
или треску в сухарях)

и ты ничего обо мне не знаешь
не сможешь леща отличить от карпа

окуня от другого
в этом конечно нет ничего дурного

всем же нужно питаться и жить
и небо твердое успокоить

и ты меня, леночка, ешь

так что терпи и не закрывай глаза
потому что если узнала
уже не получится за

 

* * *

В моей немощи я силен

в немощи я силен в немощи я силен
и я ведь поверил, Господи
я ведь тебе поверил

что есть такие железные бабы
которые выдержат три вопроса

тепло ль тебе девица
тёпло
тепло ль тебе девица
тёпло
тепло ль тебе девица
мне тепло

а мне не тепло
я холодячий холод
а мне не тепло
я ходячий голод
пожалей меня господи вырви желудок
распни из меня кишечник

и я больше не буду хотеть
и не надо будет терпеть

ты ведь создал все так красиво
ты ведь создал зачем-то глаза

господи я ведь знаю
что есть покой

и железные бабы

и ты их к себе забираешь
и ты их к себе прибираешь

чтобы на утро они не вгрызались в простынь
потому что опять не выдержат три вопроса

 

* * *

ты животное, Лена, ты мне говоришь
ты животное, Лена, ты мне говоришь
ты животное, Леночка, слышишь

и ты не лисичка — вильнуть хвостом
и ты не котенок, не милый кролик
ты будешь сидеть, обнимая коленки

ты будешь сидеть в туалете, Лена
ты будешь просить свой кишечник, Лена
чтобы сегодня, пожалуйста, чуть полегче

а он тебе скажет: неть

                                    животное, Леночка, помни

когда ты садишься есть
ты смотришь и хочешь жевать
и есть, конечно, энергия солнца
и есть хлоропласты, и есть и фотосинтез
но это не для тебя

ты будешь сидеть перед супом
смотреться в мертвую плоть
животное, Леночка, помни об этом
и может тогда вокруг капельки в ложке
увидишь как цвет рассыпается светом

 

* * *

Текст врет.
Текст врет текстом.
У текста есть структура. Но предыдущее предложение своим синтаксисом уже нарушило эту структуру.
Нужно начать сначала. Это тоже нарушает структуру.

Структура: кто сделал что.

Структура: (где когда) кто сделал что (где когда).
Структура: (где когда) кто сделал что как (где когда).
Структура: (где когда) кто сделал что как (где когда).
Структура: (где когда) кто-то сказал (где когда): (где когда) кто сделал что (где когда).
Структура: (где когда) кто-то сказал кому-то (где когда)*: (где когда) кто сделал что (где когда).
* Где когда — вариативно. Но лучше вначале предложения (структура нарушена, структура есть нарушена, структура есть).
Структура: (где когда) кто-то сказал кому-то (где когда): (где когда) кто сделал что (где когда) и (где когда) кто сделал что (где когда).
И есть параллельная ей структура. (это не нарушение структуры, потому что есть — есть начало структуры)
Структура: (где когда) кто-то сказал кому-то (где когда): (где когда) кто сделал что (где когда), потому что (где когда) кто сделал что (где когда).
Это структура. Не нарушай структуру.
Это есть структура. Ты не должен нарушать структуру.
Я говорю:  Это есть структура. Ты не должен нарушать структуру.
Я говорю себе:  Это есть структура. Ты не должен нарушать структуру.
Я говорю себе здесь и сейчас: (здесь и сейчас) Это есть структура (здесь и сейчас). (никогда) Ты не должен нарушать структуру (здесь и сейчас).
Я говорю себе здесь и сейчас: (здесь и сейчас) Это есть структура (здесь и сейчас) и (никогда) ты не должен нарушать структуру (здесь и сейчас).
Я говорю себе здесь и сейчас: (никогда) ты не должен нарушать структуру (здесь и сейчас), потому что (здесь и сейчас) это есть структура (здесь и сейчас).
Здесь и сейчас я хочу говорить, чтобы ты меня понял.
Это другая структура. Это я. Твоя структура. Я пыталась ее не нарушить.
Здесь и сейчас.
Ты видел.