Выпуск №20
Автор: Нурит Зархи
Перевела с иврита Гали-Дана Зингер
*
Была пара причин,
по которым я не открыла Америку.
Кроме бурь, страха глубины
и нескольких моряков, смытых на острова,
кроме мышек, сновавших на корабле –
тех, что зовутся крысами в реалистической литературе –
кроме незначительных деталей,
я всегда чувствовала, что корабль идет ко дну.
Может, потому-то я и была на стороне
индейцев, испанцев
и раздавала шоколад женщинам, заключенным в трюме.
Но в глубине души и я алкала золота Кахамалки,
и мечтала открывать чудесные страны,
так же как открыла открытое –
когда уже поздно –
и я здесь.
***
Точно кукушка,
откладывающая яйца вне времени,
за стеной неба я увидела:
глубина – это падший ангел.
Его крылья бились в меня, как летучая мышь о стену,
я и на палец не приблизилась ни к завтрашнему дню, ни ко лбу,
имя мое парило в чужих небесах.
И я могла говорить с тобой только стёршимися губами,
я поняла, разбиты скрижали законов:
мне придётся ждать сорок лет.
Но что за голос
обращался ко мне из книги «Бытия», из листвы в росе
разжигавший огонь сигареты, огонь в купине –
когда я праздновала золотую телицу,
перед тем, как душа моя не поехала кукухой от усталости.
*
Я была так далека от горизонта,
настолько, что «впереди» испустило дух –
я могла идти только в сторону спины
до сада, посаженного назад.
В иле стёрся вопрос «кто виноват»
и золотые рыбки бесшумно булькали в воде
шумерские песни о потопе.
Обезьяна одеяла обняла меня
и обещала, исходя из исторического видения:
Авель тебя поцелует.
В тот момент я держалась за Каина –
эти братцы всегда стояли у меня на перепутье.
*
Сердцевина лилии сияла
словно не было конца ее расселине,
изумлённая дорогой потерялась в самой себе.
Разве глубина – это иллюзия простора?
И я вас спрашиваю: лезущие на забор,
как подключить воскресенье –
медленно быстро или быстро медленно?
Сморщенные до реликтовых лесов,
разлетаются семена по их извилинам, похожим на мозговые,
и я спрашиваю: где я и я,
когда «вдруг» наполняется и втягивается воздушной дрожью.
*
Редко, когда картинка в твоей голове
происходит у тебя перед глазами:
лошадиный табун, как белые тени,
движется в памяти своего ночного дома,
оставляет за собой шаги, раскалывающиеся как орехи.
Удлинённые черепа плывут вперёд,
их взгляд погружён внутрь, мелькает,
как цветок в чашечке глаза.
С другой стороны мозга
я согласована с миром
исчезающим первичным согласованием,
когда душа верхом на теле, которое древнее её,
движется в равновесии по линии, рассекающей внутри-снаружи –
ровно так, как прежде с обеих сторон лица.
*
Может, из-за нестареющей души
не стареет и тоска.
Если мимо по улице пройдёт Афродита –
она уже не узнает меня –
но я-то наверняка её узнаю,
смущённо уцеплюсь за её подол,
как сухую осу, как медведицу горечи,
прогонит она мою настырность.
Но сила тоски понесётся дальше
и до последнего слога времени
будет запускать в воздух сродство душ
*
До самого детства донёсся взрыв пирамиды памяти
и крики ястребов затмили дневной свет.
Прямо передо мной содрогнулась отроковица,
та самая, в чьём мешке спрятали кубок.
Так, чтоб она не заметила меня,
я порылась в ее брошенном рюкзаке.
Тот, кто хочет кубок, должен украсть,
как учили нас боги.
Стоит положиться на них, в конце концов,
они отпечатаны с человеческого тела, да ещё как!
А отроковица, оставившая свой рюкзак никому,
может, решила по ошибке, что это я –
из-за кровавой подписи, оставленной мной,
пока я пыталась заново соединить её осколки.
*
И я не могу вызволить из моего тела
Ренану, ради которой я задернула
жалюзи моего дыхания, притушила
свои краски и полыхание огня.
И как у Самсона, всё выпило мои силы,
и с окраин постели я приказала кастрюлям и тарелкам
разлететься по местам. Я промазала –
школьная форма по дороге в школу
не опустилась на ее гладкое,
как перламутр, плечо,
крошечный ёжик в мягких иголках.
Будь осторожна, – предупредила я её, – в открытом поле водятся волки.
Но они же в доме, мама.
В меня ли она выпустила свою стрелу
или в жёлтые глаза зверей,
которых я привела с собой из долины детства,
спрятанных под потертостью знания?