Выпуск №7

Автор: Нина Косман

 
*
Мандельштам написал стихотворение, начинающееся строчками «За то, что я руки твои не сумел удержать, За то, что я предал соленые нежные губы, Я должен рассвета в дремучем Акрополе ждать…» Когда его арестовали и отправили на этап, он шептал первые две строчки второй строфы: «Ахейские мужи во тьме снаряжают коня, Зубчатыми пилами в стены вгрызаются крепко». Он так долго повторял эти строчки и так долго на них концентрировался, что в конце концов явились ахейские мужи, убили всех стражей своими зубчатыми пилами, освободили Мандельштама и всех остальных невинно арестованных, потом с помощью тех же зубчатых пил построили Мандельштаму избушку на Енисее, и он там мирно жил до конца своих дней. На самом деле всё было не так, но иногда хочется верить в счастливый конец.

 
*
Один человек так долго жил среди волков, что считал себя членом волчьей стаи, ничем не отличавшимся от остальных волков. Нашедшие его люди не знали, как долго он жил в лесу, но предполагали, что он был тем самым пропавшим ребенком, о котором ходили легенды уже много лет. Так как он отказывался добровольно уйти из леса, его связали по рукам и ногам и привезли в город; там его развязали, но несколько месяцев держали под замком, чтобы он не убежал обратно в лес. Потом его начали понемногу выпускать, но только при условии, что он будет посещать школу для детей, в которой он был единственным взрослым учеником. Он научился говорить и вести себя, как все; приобрел специальность, женился, но каждую ночь, когда все спали, выходил из дома, быстрым шагом шел в лес и там громко и отчаянно выл. Его вой вызывал ответный вой волков, но он, не дожидаясь их прихода, каждый раз быстро уходил из леса. Так продолжалось много лет, до тех пор, пока кто-то из городских не выследил, куда он уходит по ночам. Когда его стали допрашивать о цели его ночных похождений, он очень удивился, что его заставляют объяснить горожанам его еженощный вой в лесу. Разве не все только делают вид, что говорят на человечьем языке, спросил он; разве не все, как он, хотят выть, как волки, и, как он, ежеминутно думают лишь о том, как улучить минуту, чтобы побыть самими собой?

 
*
У одной женщины дома был такой беспорядок, что она не могла найти пару брюк, чтобы одеться, как требовалось на работе. (Надо сказать, что в той стране, где она жила, полагалось, в отличие от страны, где она провела детство, каждый день приходить на работу в чем-то новом.) И вот она искала-искала брюки у себя дома, искала-искала, потом махнула рукой, мол, какая разница, пойду на работу в старых штанах, и как раз в тот момент она увидела шкаф, о котором она совсем забыла, потому что на нем висели её картины и все эти годы она думала, что это не шкаф, а стена. Открыла она этот шкаф, а в нем висят её брюки ещё с 15-летнего возраста, и хотя очень много воды утекло с тех юных лет, всё же, когда она примерила эти старые брюки, они ей пришлись впору. Потом она закрыла шкаф и начала развешивать картины, упавшие с дверцы шкафа, когда она его открыла впервые за все эти годы, и когда она наконец закончила их развешивать, то решила подправить одну из них, и так увлеклась картиной, что проработала над ней всю ночь, и только, когда настало утро и пора было спешить на работу, она вспомнила, что не вынула из того шкафа ни одной пары тех старых, с 15-летнего возраста, брюк, то есть, вынула их, примерила, а потом повесила обратно в шкаф, а не на стул, чтобы надеть на следующий день, а теперь уже было поздно снова открывать тот шкаф, потому что опять ведь придётся все упавшие картины поднимать и развешивать на дверце шкафа, которую она все эти годы принимала за стену, и опять она увлечется правкой одной из этих картин, но сейчас она уже не могла позволить себе заниматься картиной, потому что знала, что когда она увлекалась картиной по утрам, то опаздывала на работу, а она и так всеми силами старалась не опаздывать, хотя это у неё не очень получалось. Ну, ничего не поделаешь, она надела старый халат, села за стол и написала об этом в своём дневнике.

 
*
Был такой фильм в начале 1980х – «Sophie’s Choice» («Выбор Софи»). Он появился на экранах нью-йоркских кинотеатров в 1982 году, и как только он появился, я пошла с папой его смотреть. Я сидела рядом с папой, мы оба смотрели на экран, всё было, как обычно, но когда на экране начали показывать дым, выходящий из крематория Освенцима в воспоминаниях Мерил Стрип, играющей главную роль, папа встал со своего места и пошел к выходу, этим вынуждая наших соседей по ряду поспешно встать, чтобы дать ему пройти. Я последовала за ним, не очень понимая, впрочем, почему он уходит, хотя как-то подсознательно догадываясь. Те, что сидели справа и слева от нас громким шепотом нас осуждали – не помню точно, что они говорили, что-то вроде «Это же кощунство, уходить во время сцены, когда дым идет из труб Освенцима…» И ещё: «…Это было! Да, да, это было! Это правда – есть же такие люди, которые отказываются признать, что это было…» и т.д. Я была немного смущена: мне не очень приятно было подвергаться неодобрению соседей по ряду из-за папиного решения уйти из зала. Когда мы вышли в фойе, папа сказал, что ему незачем смотреть на дым, выходящий из крематориев Освенцима, потому что эти сцены с дымом – профанация. В последующие месяцы, когда мои друзья нахваливали «Sophie’s Choice», я повторяла папины слова: «Сцены с дымом – профанация». Мои родители мне почти ничего не говорили о погибших членах нашей семьи, даже о погибшей бабушке я почти ничего не знала, и возможно, поэтому в те годы я не могла ещё сознательно сформулировать своё понимание папиных слов о профанации, я просто в них что-то смутно чувствовала, и только в конце девяностых – в начале нулевых, когда я всерьёз занялась историей нашей семьи и раскопала имена и биографии около сорока членов семьи (около двадцати человек с каждой из линий – папиной и маминой), расстрелянных нацистами в лесах Латвии и Украины, я поняла, что он тогда имел в виду. Для папы эти сцены с дымом на экране были профанацией так же, как, например, пафос и ложные эмоции в речах незнакомца, выступающего на похоронах человека, которого этот незнакомец никогда не встречал.

Профанация – это, когда хочется сказать: это мои мёртвые, не прикасайся к ним своими грязными руками.
 
 
THERE IS NO COUNTRY CALLED RUSSIA

Для тех, кто склонен думать, что весь мир либо любит Россию, либо ненавидит ее, либо боится ее, либо просто постоянно о ней думает с теми или иными чувствами – именно для них эта запись моего разговора с женщиной, сидевшей рядом со мной в самолете из Медана в Джакарту. Я уже сидела на своем месте у окна, когда увидела, как она продвигается по узкому проходу к своему месту. Она начала снимать видео самой себя с того самого момента, как ступила в самолет. Сев рядом со мной, она засмеялась, показала мне видео на своем телефоне, и мы стали разговаривать, как обычно люди разговаривают в самолете. Сообщив, что она работает учителем civics (гражданских наук) в Джакарте, она спросила меня, откуда я, и я ответила «Из Нью-Йорка» – это то, что я обычно говорю, чтобы избежать сложных объяснений моих различных identities.
– Ах, – воскликнула она, – Нью-Йорк – большая страна!
– Ну, Нью-Йорк – большой город, – сказала я и добавила, – Америка – большая страна.
– Вы американка?
– Я живу в Америке, – сказала я, – но в детстве я жила в России. Вы знаете – Россия?
– Россия? Нет.
– Конечно, вы слышали о России! Все знают о России.
– Я не знаю!
– Хорошо, – сказала я и быстро нашла карту мира на телефоне, пока у нас все еще был Wi-Fi, так как самолет еще стоял на земле. – Вот, смотрите. Самая большая страна в мире. Одна шестая суши земного шара. Вы видели эту страну на карте, конечно.
– Нет.
В этот момент карта исчезла, телефон перестал работать – самолет начал подниматься в воздух.
– Смотрите, – сказала я, чертя в воздухе воображаемые формы. – Вот ваша страна – Индонезия. Вот Вьетнам, Таиланд… – вы слышали о них, верно?
– Все знают Вьетнам, Таиланд!
– Вот Китай – вы слышали о Китае, конечно.
– Все знают Китай!
– И прямо рядом с Китаем, на этой стороне очень большая страна, которая называется Россия. Не говорите мне, что вы никогда не слышали о России!
– Никогда не слышала о такой стране.
– Очень интересно, что вы никогда не слышали о России.
– Я живу в Джакарте! – воскликнула она, будто это объясняло ее незнание России. – Я учитель!